Мила сняла туфли и положила ноги на стол. Она устала. Но она знала, что ещё немного – и у неё откроется второе дыхание. Надо только вздохнуть, натянуть на себя фирменную школьную улыбку, сквозь которую будет неизбежно пробиваться её собственная – открытая и искренняя, расправить плечи и войти в зал. Всё не так уж плохо, к тому же её ещё там и накормят – возможно, даже вкусно накормят…
– Я не понимаю, почему наш новый директор, уважаемый мистер Хармс, не закроет эту новомодную театральную программу, – громогласно вещала дородная Лиз Лерман, мама двойняшек-восьмиклассников. – Всем известно, что мистер Хармс – экспериментатор и любит всякие новшества, но ведь это же мешает занятиям! Какие-то странные встречи по три раза в неделю, импровизации бесконечные, а ведь детям ещё надо успевать делать уроки! И потом, они слишком увлекаются и ничем другим не хотят заниматься. Только бегают по дому, как ошпаренные, с истерическими криками и стонами, это, как видно, то, что сегодня называется «театральной импровизацией»…
– Вы абсолютно правы, – мягко улыбнувшись, ответила Мила, – в восьмом классе напряжённая учебная программа, и детям необходимо время, чтобы делать уроки. Но вы же сами говорите, что они так любят эти занятия! Ваши близнецы просто расцвели. Перестали хулиганить на уроках, слушают учителя, участвуют в дискуссии, а всё потому, что теперь у них есть возможность использовать свою неукротимую энергию в мирных целях. А побегав и наоравшись от души, и уроки можно спокойно делать. Но если вас что-то не устраивает, поговорите, пожалуйста, с мистером Хармсом. Вы же знаете, что мы делаем всё, чтобы учащиеся нашей школы были довольны. Ведь наше мотто – это процветание и успех каждого ученика…
Беседуя с Лиз Лерман, Мила тайком скосила глаза на огромный стол, на котором были расставлены всевозможные угощения и закуски. «Надо как-то вежливо увильнуть и незаметно пробраться к столу. Тут всё так аппетитно выглядит… Вот эти грибочки, и этот вот салат, хоть вредный, но вкусный, и сыры, конечно, и маленькие бутербродики и суши. А вот ростбиф. Ну и шампанское, конечно. Или, может, красное вино?» Мила обожала вкусно поесть и частенько баловала себя. А потом ругала себя за то, что много ест и толстеет. Но сегодня можно. Только сегодня, а потом на диету…
– Скотт, почему ты ничего не ешь? – весело налетела она на сотрудника, задумчиво уставившегося в полупустой стакан с виски. Скотт Сигер был заведующим отделением английской литературы и иностранных языков, а также преподавал основы психологии и философию. Молодой чудак, похожий на сумасшедшего профессора, он относительно недавно пришёл к ним в коллектив. Скотт родился в обеспеченной семье в Лос-Анджелесе, окончил Колумбийский университет по классу философии и психологии, женился и так и осел в Нью-Йорке. Поведение у него было довольно своеобразное: он вёл себя одновременно как заумный философ-старикан и как дурачливый, шкодливый мальчишка без царя в голове. Огромного роста толстяк с гладко выбритой головой, круглыми очками с толстыми стёклами и крупными чертами лица, он носил галстук-бабочку и повсюду таскал за собой труды Ницше, Шопенгауэра и Сартра. Мила не знала, на самом ли деле он их читал или просто носил с собой с умным видом, чтобы показать всем, какой он незаурядный. Как бы то ни было, Скотт выделялся на общем фоне, производя впечатление человека интересного и забавного. Мила симпатизировала ему, несмотря на то, что считала очень некрасивым.
– Тут такое угощение, а ты виски стаканами глотаешь, – с улыбкой сказала она ему. – Поешь, с утра ведь на работе, да и пить на голодный желудок вредно.