А я вида не подаю, улыбаюсь ей, держа на руках спящего сына, а внутри всё негодует, и тут она говорит так авторитетно, будто мне не подруга, а мать:
– И, Лен, прошу тебя: не приучай к рукам! Потом натерпишься! Клади в кровать, будет кричать, подойди и объясни, что ты в доме хозяйка!
Я откинулась на мягкую подушку дивана, вспоминая сегодняшних гостей, а голове выстраивался странный вывод от происходящего: материнство делает меня той ещё хозяйкой. Хозяйкой, которой хочется плюнуть в еду гостям, держа на руках своего ребёнка.
А ещё сегодня отчего-то сильно раздражал Лёшка. Причём он ж нормальный, я прежде любила очень с ним общаться. А сегодня, будто подменили, высмеивает Диму, объясняет, что мужик не должен подгузники так-то менять, «потому что ты ж не Баба, а Добытчик».
Советы тоже раздаёт, как нам надо спать, умники одни кругом.
– Мужу на полу на кухне стели, а себе с сыном – в комнате, – а потом повернулся к Диме, держа на руках Степку, щекочет его так любовно и при этом приглаживает. – Ты меня послушай, я через это всё уже прошёл, добра тебе ж желаю, ты работающий человек, ты высыпаться должен, а Ленке что? Мальца покормила, помыла и дрыхни дома весь день.
Чего-то сегодня, видимо, звёзды сошлись так, что Кулискины, пожалуй, впервые в жизни вызывали такие эмоции.
А нужны ли мне вообще были сегодня такие гости, которые, вроде, и с подарками пришли, и улыбаются, а ощущение, что, советуя то да сё, дерьмом тебя обмазывают да погуще, погуще.
Вставая с дивана, я улыбнулась, будто найдя, как надо было ответить им:
– А что ж ты, Ален, в одну харю съела половину моей сырой шарлотки, раздавая советы, а?! А ты, Леш, сам разве Степку не кормил и не вставал ночами, когда жену с осложнениями через две недели после родов положили в больницу. Засуньте себе свои советы…
Я зашла на кухню, Дима продолжал стоять с сыном у окна, тот задремал.
Взяв со стола остатки шарлотки, я смачно кинула ее вместе с тарелкой в пустое ведро, как баскетболист забрасывает в корзину мяч:
– Не пропеклась.
Муж молчал, я тоже.
Внутренний голос снова твердил, что надо полагаться на своё шестое чувство, на эмоции, которые Пашенька выражает.
Мои мысли прервал голос мужа:
– Сынок уснул, обсасывая палец, и так каждый раз, может, Лен, купим ему соску?
Я глубоко набрала воздух в лёгкие, вздохнула и повторила, наверное, в тысячный раз, что читала мнение врачей, что только шесть процентов детей нуждаются от природы в соске, что у Паши просто обычный сосательный рефлекс, он с ним справится.
Дима тоже тяжело вздохнул и положил сына в качельку:
– А если он как раз нуждается? Тот самый из шести процентов.
Я отвернулась к окну, снег начал валить крупными хлопьями, не глядя на мужа я шептала:
– Катя…ты ж веришь Кате? Ты знаешь, что она хороший психолог, курсы для беременных ведёт, так вот она мне всё не раз объясняла, говорила, что родители дают детям соски, только чтобы оградиться от них, чтобы лишний раз не брать на руки.
– А ещё твоя Катя сравнивает коляски с садовыми тачками, утверждая, что в них детей возят, как овощи, и призывает ходить в этих, как их там …тряпках намотанных и приблудах этих? И что? – таким раздражённым я Диму давно не видела, но и стерпеть не могла.
– Возможно, я Кате верю, потому что она знает, что это не тряпки, а слинг, а приблуда – эргорюкзак, а? – улыбка появилась на моем лице, потому что на это ответить Димка не сможет. – Ох, и повезёт потом ее детям, помяни мое слово, когда Катя сама мамой станет.
От сильного снегопада в кухне стало темно, боковым зрением я видела, как на кухне загорелась подсветка, начал шуметь чайник, донёсся металлический звук открывающейся крышки с ароматным китайским чаем, а затем открылась дверка шкафа. Я повернула голову, Дима достал из мусорного ведра мою шарлотку, пусть и пустого ведра, в который я только-только вложила новый пакет, но сам факт. Он достал пирог из мусорки, потом он взял ложку и стал есть.