Я не могла решиться, Дима взял сына на руки, сказав мне:

– Отдохни, сядь. Дай я попробую.

Он прижал Пашу к себе, а тот жадно накинулся на еду, затем отстранился немного и посмотрел на Диму таким взрослыми взглядом. Если бы я не сидела рядом, то никому бы не поверила, что такой кроха может так взглянуть.

А у Паши в тот момент сильно округлилась глаза, будто он спрашивал отца:

– Эй, чувак, а до этого месяц что было? Нельзя было покормить, да.

Чем сильнее аппетитнее чавкал сын, тем сильнее я начала улыбаться.

А Паша поел и уснул. На пять часов. Целых пять часов, я ночью аж просыпалась от того, что думала, что он снова кричит, а я не слышу.

А он просто сопел.

И, вроде, мне радостно должно быть, что сын стал плакать меньше, но я сижу и не знаю, что это? Мой материнский проигрыш или победа!

Сижу не дома. В кафе, куда отправил Дима. Я выбрала недалеко от дома, из его окон виднеется сквер с пестрыми деревьями, которые раскрывают себя по-особому именно осенью, ведь вот весной и летом, если не вглядываться в форму листвы, то они все издали зелёные, как женщина до рождения ребёнка, а наступает осень, и каждый листок начинает играть своими красками, показывая насколько по-разному каждая относится к роли матери.

– Боже, какое странное сравнение возникло, – мои мысли меня пугают, ведь я одна. Впервые в материнской жизни я один на один, сама с собой, – надо отвлечься и думать о своём, не о сыне и мамках.

И вот я смотрю на посетителей, паренька, «залипающего в телефон», двух подружек лет двадцати, обсуждающих куртку, женщину с внучкой лет пяти, которая засыпает себе в рот сахар, как птенец заглатывает червяка.

Смотрю на них, и мне кажется, что они понимают, что я тут неспроста, что я тут не «наедине с самой собою», а Мама, которой просто дали часик побыть одной, одной в ожидании кофе и … работы.

Да, наконец-то, ЭТО случилось, я нашла ещё одну парочку спасательных рук, которые не дадут мне «раскиснуть», как подгузник, если его долго не менять. Работа точно поможет мне не «уйти под воду», ведь это то, чем я хотела заниматься с детства, то, что даёт силы, каждый сложный перевод как восхождение на Эверест с криком: «эээ, и это я покорила!»

Помню, как во время беременности работа не давала мне раскиснуть, мобилизовала. Помню, как на меня, пузатую, глазели мужики, когда я скакала по лестницам при сдаче нового кондитерского цеха за пять дней до родов, а я кайфовала от того, что могу работать, могу и хочу!

– Ваш капучино, – на стол поставили кофе в нежно-розовой чашке.

«Ваш капучино» – как это сладко звучит, Боже!

Порой надо ограничить себя в чем-то, чтобы понять прелесть счастья в моменте: разве я любила так кофе до беременности, нет, но почти год без него, и уже от аромата дурманит головушку. Жизнь, ты прекрасна!

А ещё мысли о скором переводе свидетельств о рождении, Боже, как я хочу работать.

А сейчас быстро пить кофе бежать к моим мужчинам домой! Жизнь, ты поистине прекрасна!

12.10.2013

Жизнь, ты дерьмо! Слышишь, дерь-мо. Полное дерьмо!

Вернее, ты дерьмо, потому что его нет!

Сменили за две недели сыну уже три вида смеси, то его пучит как лягушку, живот надуется, словно пузырь, боюсь прикоснуться, чтоб не лопнул через зад. Вот так материнское доброе сравнение, но вот реально так. Или по-другому, если не видеть, кто издаёт звуки, то кажется, что со мной живет какой-то старикан.

То просто тишина вместо какашек третий день, а держать в себе дерьмо нельзя: ни фигурально, ни фактически.

– До чего ты докатилась, Лен, – начала я мысленно отчитывать саму себя. – Без конца лезешь и проверяешь подгузник. Димка сгонял к педиатру, а та сказала: давайте вводите отвар чернослива, но я уверена, что рано для прикорма!