Это означает, что все – как ученые, так и неспециалисты – должны иметь некоторое представление о методах, используемых исследователями для того, чтобы делать выводы, и неудивительно, что это те же методы, которые мы уже называли важными при выборе надежных экспертов. И, как мы уже говорили, это не какие-то тайные знания: мы все можем им научиться, и это одна из целей данной книги.

А что, если мы переоценим роль автономии в процессе принятия решений? Этот режим отказа включается, когда тонкий баланс между составляющими решения превращается в выбор «либо-либо»: «Вы можете либо отказаться от свободы, передав ее технократам, либо сохранить ее, отказавшись от их так называемых экспертных знаний, и проводить свои собственные исследования». Это, к примеру, закончится тем, что вы проведете пару сотен часов за просмотром видео на YouTube и отбором информации, которая покажется вам «похожей на правду». Конечно, проблема в том, что это «похожее на правду» может с одинаковой вероятностью оказаться как верной, так и фатально ошибочной информацией. У нас есть предубеждения, которые, например, заставляют нас доверять заявлениям особенно харизматичных личностей или верить историям, подтверждающим уже имеющиеся у нас предрассудки или демонизирующим людей, которые нам не нравятся. (Мы обсудим когнитивные искажения более подробно в последующих главах.) Когда мы руководствуемся здравым смыслом в попытках определить, что «похоже на правду», наша слепота к собственным предрассудкам приводит к уязвимости перед ошибками – порой даже фатальными. Мы словно атакуемая армия, у которой отключен радар: мы просто не знаем, от чего защищаться.

Иной режим отказа включится, если мы неправильно поймем, как сделать так, чтобы во время принятия решения наши коллективные и индивидуальные ценности были надлежащим образом сопоставлены с экспертными знаниями. Мы настаиваем на том, что компетентные ученые не должны вмешиваться в обсуждение ценностей. Конечно, нам бы очень хотелось, чтобы ученые, работающие над определенной проблемой, задумывались о том, как будут использоваться результаты их исследований и – как, например, в случае с атомной бомбой – должны ли они использоваться вовсе. На самом деле мы надеемся, что хорошая научная подготовка поощряет такое этическое мышление. Мы не хотим, чтобы ученые редактировали геном человека или считывали человеческий мозг, не задумываясь о последствиях – как хороших, так и плохих. Итак, более развернутая трактовка нашей цели заключается в том, что мы хотим отделить фактические изыскания ученых от проявлений их житейской мудрости по поводу ценностей, о которых идет речь, поскольку мы хотим видеть в них в первую очередь экспертов по фактам, и только потом участников дискуссий о ценностях. Консультируя нас, эксперт, которому можно доверять, должен уметь разграничивать эти две роли.

Примеры режимов отказа системы не ограничиваются тремя, описанными выше: существуют всевозможные сценарии, при которых нарушается хрупкое равновесие между экспертными знаниями, ценностями и автономией. Когда мы принимаем решения, коллективно или индивидуально, часть нашей задачи – внимательно следить за этим балансом, а также за процессами, приводящими к определенному выбору. Интересно, что здесь также есть место экспертным знаниям. В частности, знания, необходимые для понимания (иногда демократического) процесса принятия общественно значимых решений и для изучения последствий предлагаемой политики для общества, нередко сами по себе являются еще одной формой научного мышления. Как мы увидим, идеи и наработки из социальных наук могут быть невероятно полезными для того, чтобы определить, как организовать совместное принятие решений. Можно улучшить способы принятия решений в обществе, чтобы аргументы и предпочтения каждого имели должный вес.