Смолов тут же вклинился в гущу событий и раздал распоряжения тем, кто стоял на ногах. В общей сложности мы набрали десять пузырьков антигистаминных средств в каплях и двадцать таблеток. Чудовищно мало на пятьсот человек, но можно спасти жизнь кому-либо в экстренной ситуации или облегчить состояние до приезда врача.

Дальше время понеслось, как бешеное. Царил настоящий дурдом. Скорые застряли в субботних пробках среди дачников и не могли добраться оперативно. Мы же со Смоловым только и делали, что смотрели в рот больным и распределяли по группам: критическое состояние, острое, среднее, легкое. Люди были недовольны, спорили, пытались перейти в кучку, которая первой уедет на скорой, пока Смолов как следует не гаркнул.

Иногда пара хороших крепких фраз безотказно приводит наших людей в чувство!

После этого воцарился худой мир, полный страдальческих взглядов на начальство. Но босс не зря слыл непрогибаемым начальником: на манипулирование не поддавался, даже если залетные красотки из филиалов умоляли, хлопая глазками. Это они просто не знали: шеф против служебных романов!

Ноги быстро заныли от беготни, и я скинула туфли в сторону. Мелькнула паническая мысль: кто-то заметил, что я пришла со Смоловым, да еще во вчерашнем платье. Но всем было настолько до себя, что я быстро забыла о подобных глупостях. Через три часа до нас добралась первая скорая помощь, и началась настоящая толкучка – все рванули на выход. Докторов разрывали на части, люди качали права: настаивали на массовом вирусе, отравлении или аллергии, напоминали об обязательных мерах государства, о врачебном долге, о вертолетах скорой помощи. На деле медицина оказалась плачевна, и даже вблизи от столицы можно было попасть вот в такую переделку, что прочувствовало на себе немного немало, а почти полтысячи человек!

Двадцать минут спустя у особняка стояло пять карет скорой помощи. Часть медиков осталась, часть уехала вместе с пациентами. Через еще полчаса – еще десять скорых прибыло к порогу. И эта череда снующих туда-сюда врачей и больных превратилась для меня в одно сплошное месиво. К концу дня я сама шаталась не хуже сегодняшних пациентов, но смотрела на бодрого и собранного Смолова и приказывала себе не отставать.

За этот день мы незаметно для себя сблизились с Павлом. К вечеру я стала настолько тонко улавливать движения шефа, что не успевал тот попросить, как я уже была на подхвате. Мы таскали на себе обессиленных горячкой людей, помогали врачам, подавали воду. И когда последний десяток больных забрали в областные больницы, сказав, что теперь все отделения в области заполнены сотрудниками компании Буер, мы со Смоловым свалились на диван в холле, не чувствуя под собой ног.

– Это закончилось? – Павел повернул ко мне голову, и мы оказались так близко друг к другу, что его вопрос вылетел из головы, как через сквозную трубу. Что он там спросил? Хоть убей, не помню. Чувствую только его тепло и все. Прижаться бы, свернуться калачиком и уснуть…

Осторожно кивнула, шеф устало закрыл глаза и медленно отвернулся.

– В понедельник нас ждет настоящий ад, если сотрудники не встанут на ноги к началу рабочей недели. Если информация просочится в СМИ, акционеры камня на камне от офиса не оставят. Фармацевтическая атака на фармацевтическую компанию – волк волка съел! И время выбрано четко – полувековой юбилей компании! Ни на секунду не сомневаюсь, что это четко спланированный жестокий план, – зубы Смолова скрипели от злости. – И мне кажется, что дело в еде. Кто подбирал кейтеринговую службу?

– Не имею понятия, – откровенно и по-простому сказала я, так как была далека от процесса организации: тихо сидела в своем юротделе и пришла на праздник на готовенькое. Сказала так запросто, будто старому другу, а не начальнику, на которого молились сотрудники всех девяти этажей нашей компании и десятка филиалов по стране. И поймала себя на крайне опасном ощущении: мне стало абсолютно комфортно в компании Смолова! – Давай об этом завтра?