- Ты так пошутил? А не вредно двадцать раз за ночь просыпаться, чтоб пеленки поменять? – в голове у меня не укладывалось то, что я сейчас услышала. Но, как оказалось, это были цветочки.
- Все мамаши просыпаются двадцать раз за ночь. Хоть у матери своей спроси…А, да, все время забываю, что ты бродяжка! – Егор противно хмыкнул, а я чуть не задохнулась от обиды. Как он может? Слезы подступили к глазам и я едва проморгалась.
- Егор, тебе не кажется, что ты меня обидел?
- А кто на правду обижается? – как ни в чем не бывало, ответил он на вопрос шаблоном, от которого стало еще хуже.
Я настолько растерялась, что не могла даже сообразить, как себя вести и что на это возразить. А разжевывать взрослому человеку, что правда правде рознь было бы странно. Решила, что у него какой-нибудь мужской ПМС или на работе что-то не ладится, и не стала больше с ним говорить. Тем более малышка уже начала кривить ротик и беспокойно вертеть головой.
- Ксюшенька проснулась? – горячая волна умиления смыла отвратительный осадок с души.
- Ксюшенька? – как –то подозрительно переспросил он.
- А тебе не нравится?
- Я подумаю, - Егор так холодно ответил, что я поежилась.
Во время беременности мы не обсуждали имя малыша, потому что пол определился поздно. Он упорно не хотел поворачиваться нужным ракурсом. А когда узнали, что будет девочка, муж замкнулся, и я боялась заговаривать об этом.
И как же мне обидно было, когда он принес первый документ моей крохи с ненавистным мне именем свекрови.
Марина Аркадьевна сразу невзлюбила меня. Она хотела видеть рядом со своим сыном яркую, интересную девушку, а не меня, бледную моль, еще и ростом метр с кепкой. Это она мне сама поведала. Спасибо, не прямым текстом, завуалировано. Правда, очень плохо завуалированно.
Хотя, думаю, она и яркую – интересную не жаловала бы. Ведь такая в зубы смотреть не будет. Быстро расскажет, куда идут все, кого что-то не устраивает.
А я молчала. Как воспитанный кролик, глотала ядовитые замечания свекрови, помня, что «мама- это святое». Попробовала один раз пожаловаться мужу, что устала от постоянных шпилек, но получилось только хуже. Он обозвал меня неблагодарной и устроил мне «молчанку» в качестве «наказания». Я почувствовала себя виноватой. И вскоре это чувство во мне поселилось прочно, постепенно отравляя радость семейной жизни.
И чем больше я старалась быть хорошей женой, тем больше у мужа и свекрови находилось поводов для недовольства. Но потом шли заверения в любви и редкие подарки, и я себя убеждала, что нужно только правильно все делать. И тогда все будет хорошо.
Но хорошо было только Егору. Для меня жизнь постепенно сужалась до размеров кухни. Только раза три –четыре в год мы выходили в свет, на какие-нибудь важные для него мероприятия. И тогда я накануне получала «отгул», для того, чтоб привести себя в порядок. Я смирилась. Поправила розовые очки, чтоб удобно сидели на носу, и думала, что моя модель семьи вот такая.
Но однажды вся моя выстроенная в голове хрустальная пирамида моего самообмана рухнула. Свекровь возвращалась «с маникюра» и встретила нас у детского клуба. Тут же решила отвести сама Мышку на занятия, чтобы я попробовала приготовить какое-нибудь новое блюдо. «Есть, сэр!» - хотелось мне откозырять, но не хотелось опять выглядеть неблагодарной. Как же! Мама тратит свое время!
С улыбкой поблагодарила за помощь и, пробежавшись по магазинам, вернулась домой. Каково было мое удивление, когда я чуть не споткнулась о ботинки мужа…
Что само по себе было нонсенсом. Ботинки мужа просто не могли валяться на полу, как попало. Но и не это было удивительным. У них была компания. Такие же дорогие ботинки и тоже не стоявшие аккуратно на полочке для обуви.