Медсестра недоверчиво подняла бровь. Приблизилась к пациентке; передав доктору шпатель с анатомическим пинцетом, грубо встряхнула девушку за плечо. Та не издала ни звука.

– Аккуратней! – Расин сурово зыркнул на медсестру, но та, не обратив внимания, сказала:

– Спит, как сурок.

Вадим внимательно исследовал участок некроза.

– Пока обработайте по краям спиртом. Наложите стерильную повязку, – сдержанно сказал он.

Взяв историю, Вадим пошел на пост делать запись. В ординаторскую или к заведующему идти не хотелось, однако надо было сообщить о своем наблюдении заведующему. Тут же пришла мысль, что проще будет потом перезвонить по телефону.

Сделав запись в истории пациентки, он покинул отделение.

В коридоре хирургического отделения его встретила та самая заплаканная женщина в лиловом парике. Не давая ей открыть рот, Расин коротко сказал:

– Идемте.

Он зашагал в свой кабинет. Женщина засеменила рядом.

– Ради бога, Вадим Борисович, простите!.. – торопливо заговорила она. – Я на Сырце редко бываю… Еле отыскала больницу… Понимаю… Не должна была говорить при других, что вы ам… Что вы освобождаете от тяготы…

Вадим достал ключи.

– Кто вам меня рекомендовал?

– Но… Я же… – женщина понизила голос. – Я не могу называть имен…

Расин открыл замок и толкнул дверь.

– Как хотите, – буркнул он.

– Хорошо-хорошо, доктор, – испуганно сказала женщина. – Но… ничего, если только одно имя? – Она напряглась и мучительно выдавила: – Пи-ли-кин.

– Что?! Этот… это он назвал меня ампутатором?

Женщина вдруг заискивающе улыбнулась, она осторожно и чуть кокетливо тронула локоть Вадима.

– Он назвал вас самым лучшим ампутатором, доктор.

Медицинская карта не содержала ничего, что могло бы представлять интерес для хирурга. ОРЗ, ОРВИ, хронический бронхит, астигматизм. Двенадцать лет назад произведена тонзилэктомия. В последние три года никаких обращений в поликлинику, никаких выписок.

– На что жалуемся? – Он взглянул на титульный лист. – Госпожа Гаерская?

Женщина сидела на краю кушетки. Указав на живот, она сказала:

– Здесь. Но… Вадим Борисович. Вы ведь сами лучше меня знаете.

Расин взял шпатель, заглянул в рот Гаерской, обследовал язык и зев. Слизистые нормальной окраски. Проверил склеры. Ощупал лимфоузлы на шее.

– Без особенностей. Разденьтесь до пояса.

Женщина засуетилась, снимая блузку.

Вадим проверил границы легких, перешел к осмотру живота. Кожа была бледная, дряблая и липла к рукам.

– Без высыпаний, – сухо сказал Расин.

Рука привычно погрузилась в правое подреберье, в первый миг Гаерская от неожиданности сморщила лицо.

– Больно?

– Нет.

– А так?

– Не больно…

– Сядьте.

Он принялся поколачивать Гаерскую по пояснице. Осмотр прощупывание и простукивание не дали результатов.

Вадим пожал плечами.

– Все, одевайтесь. – Он подошел к раковине, включил воду.

– Разумеется, я могу вас направить на общие анализы. – Он намылил руки. – Также существует немало дополнительных методов исследования: УЗИ, МРТ и так далее. Для того чтобы вас обследовать, нужны основания. У меня их нет.

– На животе тяготы… доктор!.. – Голос Гаерской вновь начал дрожать. – Тяготы! Все говорят, что теперь в Киеве только вы можете их удалять.

– Я очень внимательно осмотрел ваш живот и ничего не обнаружил.

– Прошу вас, осмотрите еще! – Гаерская вскочила с кушетки и, протягивая руки к Расину, стала приближаться. Блузка с бюстгальтером остались на кушетке.

– Что вы делаете? – Он глянул краем глаза. – Я попросил вас одеться.

– Доктор, вот сюда посмотрите!

Расин невольно скосил взгляд и обомлел.

Женщина стояла, опустив руки. Казалось, теперь до нее минимум шагов пятьдесят, хотя это противоречило здравому смыслу, ведь сам кабинет был не больше трех метров в длину. Из правого подреберья женщины исходила… грунтовая дорога. Она висела неподвижно, вытоптанная тысячами несуществующих ног, наезженная тысячами колес, – висела в воздухе так, словно пролегала по полю.