Он танцевал бы в черном – это ему к лицу. Да, в черном с серебром, как той ночью, когда он вошел в комнату Колла, где горели только свеча и камин. Но на балу свет должен быть ослепительным, сверкающим в зеркалах, поблескивающим на серебряных пуговицах. Они бы смотрели друг на друга. И он улыбнулся бы своей особой улыбкой, которая смягчает его взгляд и заставляет сердце таять.

Вот он протягивает руку, и она вкладывает в его ладонь свою. Его поклон, ее реверанс. А потом... Сирина открыла глаза.

Ее руку легко сжимала другая рука, а глаза, все еще затуманенные мечтой, смотрели на Бригема. Граф встал таким образом, что солнце сияло позади него, и лицо казалось окруженным ореолом. Он был в черном, как в ее воображении, но это был простой редингот, без серебряного шитья и драгоценностей.

Медленно Бригем поднял ее руку. Сирина могла бы поклясться, что все еще слышит музыку, и она тряхнула головой.

Конец ознакомительного фрагмента.