– Почему у вас не срослось с Ольгой? – спросила Галка.

– Не срослось? – ему почти удалось удивиться. – Столько лет вместе. Это называется «не срослось»?

– Когда у тебя была с ней близость в последний раз? – спросила Галка. – В этом году? Или в прошлом? Или в позапрошлом? Или пять лет назад? А? Может, десять? Не допускаешь, что она делится с сестрой сокровенным? Может, назвать тебе имена ее любовников?

«Любовников? Вот ведь бред. Да не все ли равно?»

– Чего ты хочешь?

Он подхватил полотенце, вытерся, прихватил его на поясе, полез в сумку за нижним бельем.

– Чего я хочу? – сдвинула брови Галка. – Дай подумать… Даже не знаю, вот теперь – не знаю. Но не тебя, это точно.

– Я и не рассчитывал, – Рыбкин торопливо одевался, стараясь не смотреть на нее.

– Конечно, – она вошла в кабинку, намочила волосы, протянула руку, поймала флакон шампуня. – Рассчитывать – не в твоем стиле. Хотя все тут считают тебя лучшим логистом. Но хотя бы предполагать ты мог?

– Хочешь сказать, что мне должны сниться подростковые сны? – спросил Рыбкин.

– Как вариант, – пожала она плечами.

– Скажи, – вдруг отчего-то весело стало Рыбкину, – а если бы я тогда, сделал предложение тебе, а не Ольге, у нас бы срослось?

– Мне тогда было тринадцать, – напомнила Галка.

– Ну, – Рыбкин вспомнил молчаливого угловатого подростка с черными глазищами и черными волосами. – Я мог бы подождать лет пять.

– Подождать? – засмеялась Галка. – Нет, он мог бы подождать. Ждун. Кто тебе сказал, что я согласилась бы?

– И все-таки? – принялся застегивать рубашку Рыбкин.

– Тебе повезло, Рыбкин, – прошептала Галка.

– Почему? – спросил он.

– Я бы давно уже убила тебя, – ответила Галка.

– За что же? – не понял Рыбкин.

– По совокупности, – сказала она. – Или за пустоту.

…

Он выбрался из душевой, покрутил пальцем у виска в ответ на ошалевший взгляд Кешабяна и пошел по коридору. Не сдержался, наклонился у первой же урны и долго плевался. Нет, тошноты не было. Но какая-то странная горечь в горле осталась, как будто он не только разговаривал с Галкой, но и принимал что-то внутрь. Шагнул к ближайшему кулеру, напился воды, снова сплюнул и вытащил из кармана телефон. Звонила теща.

– Привет, Рыбка.

Он всегда был для тещи Рыбкой. Другой вопрос, что лет пятнадцать, а еще лучше двадцать назад звучало это куда как приятнее, чем теперь.

– Здравствуйте, Фаина Борисовна.

С тещей было общаться проще, чем с тестем. Она не делала вид, что у ее дочери все хорошо. Но Юлька для нее была светом в окошке, и за это теща готова была простить зятю если не все, то многое. Фаина Борисовна начала расспрашивать о том, как все прошло в Красноярске, чем занимается Юлька, почему она не прилетела вместе с Рыбкиным, нельзя ли было поручить все хлопоты какому-нибудь агенту, а Рыбкин только поддакивал ей и отвечал что-то неопределенное, поскольку ответы Фаину Борисовну вовсе не интересовали. Даже когда той же Юльке удавалось затащить отца в дом тестя, теща запускала собственные монологи, не поднимая на зятя взгляд. Вот и теперь ее шарманка повторяла ту же мелодию:

– Да, Рыбка. Никто не вечен. С другой стороны, разве твой отец следил за своим здоровьем? Красноярск грязный город, сколько раз я говорила, чтобы ты перевозил отца сюда? Да хотя бы в дом к собственной матери. Я понимаю, что дача, но не сарай же. Мог бы и утеплить, привести в порядок. Или он и так был теплым? Жил бы здесь под боком, могли бы и помочь чем, устроить в санаторий, подлечить, да и все бы обошлись без такого исхода. Хотя, конечно, возраст есть возраст…

Рыбкин почувствовал прикосновение, обернулся и увидел тестя. Тот стоял рядом и держал зятя за локоть. Качал головой и выпячивал губы, жевал ими словно Луи Армстронг перед тем, как приставить к ним трубу.