Видно, что настроение после поездки у тебя упадническое. Не надо, Зоя. Успокойся. Ну, поссорились, так разве это первый раз? Примирились же, расстались по-доброму. Эта ссора, как и прошлые, нас не разъединит. Только не упоминай ты больше в письмах о «несчастном» Ване. Рви всякие отношения с ним.
До свидания, моя любимая! Привет Г. М. и К.Я.
Целую! Хочется погладить тебя по головушке, чтобы успокоилась. Все ерунда, Зоинька. Главное, что ты ко мне приезжала.
23.03.50. Остаюсь твой навечно Юрик.
Еще целую!
Здравствуй, Зоя.
…Я же просил не вспоминать больше о И.Е., а ты опять о нем. Если сказала мне всю правду, не скрыла ничего, то не в чем тебе оправдываться, кроме как в излишнем сочувствии назойливому Ване. Твоя жалость к нему меня просто поражает. Так можно дожалеться черт знает до чего. Он же хочет разъединить нас, отнять тебя от меня. Понимаешь ты это или нет?
Не хотела меня расстраивать, поэтому рвала. Подумай сама, этим ты меня успокоила или расстроила?
Ладно, написала же ты (хоть и под моим нажимом) ему то, что нужно. И я написал. Теперь ему должно быть все ясно. Если ты из жалости уже не извиняешься перед ним, не оправдываешься, что писала не по своей воле. Письмо резкое, видите ли!
Спрашиваешь, мог ли я бросить тебя одну в Череповце. Мог бы, если бы не отдала у дверей письмо порванное, когда я оделся. Ремень спрятала! Да я бы в тот момент и без ремня ушел. Ушел бы, мог и не вернуться. Не знаю. Обижен был на тебя очень. Сказать по правде, эта обида временами нет-нет да и шевельнется. Какая-то цепочка горьких воспоминаний тянется. Пристань в Сольвычегодске, его приезд в Рябово, порванное письмо. И все равно уступать тебя настырному Ване не буду, если, конечно, сама к нему не потянешься больше, чем ко мне. А пока вижу, что ты сочувствуешь ему, но любишь-то меня. Приехала же. Главное, что и после такой буйной ссоры наши отношения не изменились. Ты мне так же дорога, надеюсь, что и я тебе тоже.
Давай, Зоя, разгоним это туманное облако в наших отношениях. И сама ни в чем не оправдывайся и на меня не сердись. Вспоминай лучше, как у нас прошли последние сутки и как мы прощались на вокзале. Не расстраивайся, будут еще у нас замечательные встречи, ничем не испорченные.
Об обстановке в школе. В какой работе все делается само собой, без переживаний? Возьми хоть меня. Считали спокойным, а думаешь, не нервничал? То качество не по стандарту, то наряда на сбыт нет, то дрова для котла кончаются, то в низовском отделении пол провалился. У вас другие переживания. Лентяи, хулиганистые мальчишки, проверки. В прошлом году у тебя с работой неплохо получалось, и в этом все получится, не расстраивайся. И на мелочные раздоры между учителями не обращай внимания. Коллектив в целом, по-моему, у вас неплохой, все утрясется.
У меня новостей никаких нет. Все то же: занятая, тренировки, наряды, книги, фильмы. И еще наши с тобой письма друг другу, хоть и не всегда приятные. Оба в чем-то бываем виноваты, оба чего-то по-разному понимаем. Ничего, когда будем жить вместе, разных сомнений-подозрений и ревнивости такой не будет.
До свидания, любимая моя! Привет твоим хозяевам. Крепко тебя целую.
09.04.50. Остаюсь твой Юрик.
Здравствуй, родная моя!
…Что уж так расстроилась из-за грубияна-семиклассника? Какой с него спрос, когда у него такой отец? Плюнь, не переживай. Подрастет этот Федька, может, и поумнеет.
У нас вот взрослые, а тоже бывают не лучше Федьки. Двое поспорили на пачку «Казбека». Один взялся спросить учительницу русского языка и литературы о слове «менструация». И спросил! Учительница ему: «Если бы вы были лучше воспитаны, не задали бы такой вопрос мне». Он: «У кого же я спрошу?» Она усмехнулась: «Спросите у товарищей. Если и они не знают, спросите в письме у своей мамы». Грязной получилась пачка «Казбека». Оба оправдывались потом за свою глупость на комсомольском собрании.