– Мясов, вы хотите что-нибудь сказать? – раздраженно спросил Зябликов.
– Хочу, чтобы вы привели сюда Просова.
– Это невозможно.
– Я думаю, что возможно.
На этих словах Мясов оторвал глаза от конверта и стал внимательно рассматривать Зябликова. Когда их взгляды встретились, Валюша повторил свое желание. Неожиданно Зябликов встал и отправился к входной двери. Андреев опешил. Он несколько раз позвал профессора, но тот ничего не ответил. Как зомби, о которых Андреев когда-то читал в журнале, он вышел из лаборатории и через несколько минут вернулся с Просовым. Тот мило улыбнулся Андрееву и расположился на месте Зябликова, который сел почему-то рядом с Мясовым. Зябликовские глаза были пустые и стеклянные, даже Лидия Ивановна не прочитала бы в них ни одной мысли.
– Вот видите, человеку не обязательно проходить какие-то задания. И как бы на него ни пытались воздействовать, он своего добьется, – Просов обратился к Андрееву. – И если он захочет, то и вы будете плясать под его дудку. Этот парень может все.
– Это я уже понял.
– Вы быстро схватываете.
– Верните Зябликова, и мы продолжим этот увлекательный разговор.
– Признаться, я уже забыл о нем, – сказал Просов. – Валентин, расколдуй Владимира Петровича.
Мясов щелкнул пальцами. Зябликов очнулся. Выглядел он уставшим и потерянным.
– Как я здесь оказался? – первым делом спросил профессор. – А вы, Просов, что тут делаете? Я вас не вызывал!
– Считаю, Мясов превосходно справился с поставленной задачей, – улыбался Просов. – И тому есть свидетель.
– Ты был под гипнозом, Владимир Петрович, – продолжил Андреев.
Зябликов вскочил, как ошпаренный. Что за день?! То вторгаются в его мысли, то управляют им против его воли. Ему хотелось прекратить все испытания на сегодня. Он был слишком вымотан. Но профессиональная жилка возобладала. Сделав глубокий вдох, он успокоился и стал беспристрастно разбираться в ситуации.
– Давайте по порядку, – обратился он к Андрееву.
– Вы подверглись гипнозу.
– Очень хорошо. У нашего Мясова поразительная способность воздействовать на реальность. Я восхищен!
Андреев заметил, что впервые за все это время юноша улыбнулся, похвала ему явно была приятна. Он даже вступил в диалог.
– Я не знаю, как у меня это получается. Просто если я чего-то очень сильно хочу, во мне будто что-то просыпается, и это я могу направить куда угодно, – попытался объяснить Валюша.
Доступно донести то, что он чувствует, у него не получалось. Слова застревали в горле, и рассказ состоял из междометий, пауз – так он пытался объяснить свое «что-то». Осознав свое бессилие, Мясов умолк, с надеждой поглядывая на своего товарища.
– Парень не промах. Согласны?
– Мясов, вы можете идти. А вы, Просов, останьтесь и пересядьте сюда, поближе к Андрееву. Я хочу все-таки занять свое место.
Просов молча пересел. Та веселость, с которой он пришел на подмогу к Мясову, улетучилась. Он опять стал угрюмым и нервно одергивал рукава свитера.
– Для вас задание то же самое. Что написано на бумаге в конверте? – спросил Зябликов.
– Я не обладаю кожным зрением. Я могу лишь увидеть будущее.
– Интересно-интересно. Как мы это проверим?
– Совсем скоро вы будете в спешке собираться домой. Наденете шляпу набок, а плащ наизнанку. Из портфеля выпадут бумаги. У вас ничего особенного не случится этим вечером, всего лишь разобьете чашку во время ужина.
– Какое оно – это будущее для Советского Союза?
– Светлое? – неожиданно спросил Андреев.
– Так далеко пока не стоит заглядывать, – вклинился Зябликов. Но Просов не обратил внимания на его реплику.
– Боюсь вас огорчить. В 1991 году Советского Союза не станет. На смену социализму придет капитализм. Наступит странное и смутное время, когда вроде бы и нет цензуры, но она повсюду. Каждый сам за себя. Потом всем будут заправлять олигархи и чиновники, живущие за счет налогов добропорядочных граждан. А народ будет искать спасение в красивом внешнем виде и духовном наполнении. И таких учителей будет много – все они будут учить, как жить и что чувствовать. Капитализм сменится «духовным социализмом», при котором верхушка предложит так называемый наиболее правильный духовный путь. Только я вам скажу, человек не будет счастливее, напротив, это породит бунты. Общество не станет совершенным, как предполагает социализм, а наоборот, на какое-то время погрузится в пучину духовной нищеты.