- Что это? – осмелилась спросить я.

- Это волшебное зелье, при помощи которого вы исполните все ваши честолюбивые мечты, - улыбнулся граф, и его улыбка показалась мне зловещей. – Пейте, госпожа Женевьев.

Я ощутила на себе принуждение – и это напугало меня. Если бы я могла, я бы поднялась на ноги и убежала, но я не могла даже пошевелиться. Могла только наблюдать, как мои руки подносят чашу ко рту.

На вкус жидкость оказалась горьковатой, в целом терпимой, но чем больше я пила, тем сильнее меня начинало тошнить. Может быть, меня просто вырвет, да и всё? Допью, и?

Но никакого «и» не случилось, потому что стоило мне проглотить последние капли, как сознание покинуло меня.

Оно возвращалось урывками и эпизодами. Я понимала, что лежу в собственной кровати, и что мне очень плохо. Со мной были Нанион и тётушка, и камеристка Мари, иногда, кажется, заходил отец. Когда я приходила в себя, то чувствовала сильную слабость и сильную боль во всём теле, и было это ненадолго, потому что сознание вновь уходило.

Когда же я пришла в себя и не ощутила боли, то со мной была лишь Нанион. Она тут же всплеснула руками, принесла воды, протёрла моё лицо краем полотенца, намоченным в прохладной воде.

- Вы очнулись, дитя моё! Благодарение господу! Мы все уже и не надеялись. Тот чёрный граф сказал, если вы не очнётесь сегодня, то надежды нет!

- Чёрный граф? – я ничего не понимала.

- От которого вас вынесли без чувств!

Граф де Реньян? Точно, он давал мне что-то выпить.

- И… сколько я тут уже лежу?

- Сегодня девятый день.

Я ничего не понимала. И не понимала, что за странное ощущение, никогда мною ранее не испытанное. Как будто я хуже видела и слышала. Я попыталась зажечь осветительный шарик, чтобы лучше видеть, но у меня ничего не вышло.

Не вышло прислушаться, не вышло усилить зрение, не вышло призвать воду, не вышло ничего. Я больше не имела в своём теле ни капли магической силы.

Я не понимала, для чего отец это сделал, но понимала, что это он сговорился с графом де Реньяном. И более не ощущала себя настоящим человеком, целым и здоровым, каким была накануне визита к графу.

Я больше не была магом. А была самым обыкновенным простецом. И не понимала, для чего отцу это понадобилось.»

3. 3. Похолодало

Когда я прочитала, что беднягу Женевьев насильственно лишили магических способностей, то не могла после того уснуть половину ночи. Потому что представила – каково будет сейчас мне, если меня лишить тех крох, что вдруг нашлись, и это показалось очень неприятно. А у неё-то не крохи, она-то родилась полноценным мощным магом!

Имея некоторую дополнительную силу, я имела и дополнительные возможности – например, говорить на равных с местными зарывавшимися время от времени мужиками. Они-то в простоте своей думали, что женщина без мужчины – бесхозная, приходите, люди добрые, берите, кто хотите. Она и сама будет рада без памяти такому варианту. Но почему-то со мной не прокатило.

Я вдруг осознала, что впервые за всю, наверное, жизнь я реально сама себе хозяйка. Замуж за Женю я вышла из родительского дома, а потом – двадцать пять с небольшим хвостиком лет замужества. Всё время у тебя есть кто-то, на кого нужно оглядываться и чьи интересы и удобство обязательно принимать в расчёт. В какие-то моменты это не в тягость совершенно, даже в радость, а в какие-то очень даже в напряг. А сейчас мне можно было не оглядываться ни на кого и делать, что вздумается, только лишь заботиться о тех, кого ко мне жизнью прибило.

Марьюшка, она же Мари, всю жизнь провела с маркизой Женевьев, тетрадки которой я читала ночами. Её всю жизнь кормили и одевали, она никогда сама себе не готовила, и если убирала дом, то как-то минимально, потому что были другие слуги. Ей здесь было тяжелее, чем мне. Но она старалась и справлялась.