И всегда так. Работы по дому было хоть отбавляй, и потому никто из детей никуда летом на отдых не уезжал. Ваське только раз повезло, когда отец приобрёл ему путёвку в пионерский лагерь на один сезон. И нам всем было страшно любопытно, что же он там делал. Когда он приехал с отцом из лагеря, наша братская компания окружила его с расспросами.
И летом, и зимой мы ухаживали за домом, подметали территорию вокруг него, убирали снег, мусор, осенью смывали грязь с крыльца, когда дожди не давали проходу и тащили за собой всякую пакость. С утра пораньше вставали, когда дело было в воскресенье и отец находился дома, то он раздавал нам метёлки и начиналась большая приборка. Он любил щеголять разными словами и дела всякий раз называл на свой лад.
В солнечный жаркий день мести трудно, одолевает пекло, хочется поскорее в спасительную прохладу. Отец долго и тщательно следит за работой, чтоб была убрана последняя соринка и нигде не осталось намека на грязь. Выметаю тротуар до самой калитки, весь двор до самой веранды и вот я уже близок к спасительной тени, где отец читает газету. Боится, чтоб я не удрал, хотя такого я что-то за собой не помню. Слишком чувствительны были его упреки.
Именно с ним я почему-то помню работу хорошо, чего бы я не делал.
Часто, пока держали свиней, приходилось убирать навоз из сарая и вывозить его в огород или за сарай, там копилась уйма удобрений, и потому росла сочная густая трава. Или когда уличный туалет убирали с братом вместе. Холодно, мороз щиплет уши, нос, шубейки на руках дырявые, старые – мама не успевала чинить, а работать надо. Приходится ковырять ломом, долбить мерзлый навоз, вывозить в огород. От стоящего рядом теплого хлева спирает дыхание, когда выходишь на мороз, немного легчает. Окончив работу, промёрзшие, и продрогшие, вбегаем в дом обогреться. Хорошо если на обед суп или картошка с приятной тёмно-коричневой томатной подливкой. Хоть и была без мяса, но еда оказывалась сытной. Вот на этой картошечке и прожил до самого того времени, когда пришлось покинуть дом.
Как-то раз пришлось с отцом чинить ворота, что стояли у входа в дом, в низине, и потом – крышу сарая. Работали дотемна, мы с Васькой страшно устали, а отец всё не отпускал, держал. «Подай доску, гвоздь, подержи тут, там – вот и вся наша работа.»
Угольный сарайчик стоял сначала около ворот, и мы помогали отцу его сколачивать. А потом, когда эти ворота строители снесли и сделали асфальтовый тротуар возле нашего забора, сарайчик перенесли в садик, где некогда стояла яблоня «белый налив». Вот это действительно было испытание. Отец привозил целый грузовик каменного угля, давая пол-литра экскаваторщику, чтобы тот насыпал лучшего кускового угля, а не пыли, как остальным. Ведрами, тачками, а то и просто руками носили уголь в наше небольшое хранилище. Набивали его доверху, а потом в холод, когда топили дом, носили опять ведрами по два-три раза, чтобы протопить печку и обогреть дом.
Весь этот труд лег на нас, трёх мальчишек, оставшихся в доме, и после этой работы мы выглядели как настоящие шахтёры, вышедшие из забоя – лица и руки черны от пыли, на одежду страшно смотреть. Но это было великое дело – перетаскать уголь. И мы гордились им.
Сделав эту работу, дома, под руководством мамы, начинали под-готовку к зиме – спускали с чердака вторые рамы, вставляли их в окна и конопатили щели ватными верёвками. Дело было непростое, особенно, если за ним следил отец. Когда его не было, работать можно было спокойно, но если он появлялся, то все моё существо сжималось и трепетало – каждый промах мог нести за собой неминучую беду. Ватную «колбаску» нужно было очень плотно забить в щель ножиком или отверткой, чтобы она не провалилась туда. Труднее всего было, когда щель виднелась едва-едва, вата плохо вбивалась и меня мучила одна – единственная мысль: «Скорее бы всё это кончилось.» Руки тряслись, вата выскальзывала из-под ножа, а тут еще отец стоит за спиной и неотступно глядит на моё рукоделие. Однако, несмотря на вторые рамы, зимой стёкла от сильных морозов покрывались густой узорной наледью, на них расцветали диковинные цветы, а по ночам на подоконнике собиралась вода, которую приходилось по тесёмке собирать в бутылки, подвешенные к окну.