Если не хотелось идти на реку, то шли на Артзатон – местечко при слиянии Уссури и Амура, где высились горы песка, намытого со дна реки землечерпалками. Среди этих песочных гор мы и проводили целые дни, пока не надоедало бегать, прыгать, лежать под палящим солнцем. Здесь можно было делать всё, что угодно, вдобавок купаться, так как вода двух огромных рек была рядом —прозрачная, прогретая ослепительным летним солнцем, под лучами которого блаженно растекались наши белые тела. Всласть искупавшись, нагревшись в ослепительно ярко-жёлтом песке, с ещё необсохшими лицами и мокрыми волосами, мы брели тесной стайкой домой, неся обратно столь любимый резиновый круг, сочи-няя по дороге всякие разные истории..

Купались мы и на рыбалке, если была такая возможность поваляться на горячем песке, ведь порою мы заходили в такие места, где стояли высоченные кочки, и мы пробирались среди них, как по лесной чаще.

На рыбалку в Амурскую протоку

Солнце ещё не встало, и только-только угадывается розовым светом далеко на востоке. Воздух свеж и прохладен. Спину приятно оттягивает рюкзак с нехитрым рыбацким скарбом, едой, а мы уже полны ожиданием всяких приключений.

Сколько лет было после 5 класса, столько я пережил и рыбацких сезонов. Все конечно я не помню, но наиболее замечательные храню в душе до сих пор. Во время одной поездки и произошли интересные события – приключения на Чумке, т.е. на Чумной протоке. Их нельзя ни забыть, ни выпустить из виду..

Вброд по амурским протокам

Однажды, как всегда, мы высадились на левом берегу Амура и пошли заливными лугами до Чумки. Так запланировал отец, а против этого никто особо-то и не возражал. Нам было занятно каждый раз рыбачить на новом месте и мы ходко двинулись за ним вслед, стараясь не падать среди кочек на переходах в обмелевших протоках. Примерно через час, изрядно вспотевшие и усталые, мы вышли на берег этой самой Чумки. Она так называлась потому, что в незапамятные времёна гражданской войны да и в прочие послевоенные мутные 20-е годы хоронили умерших—в общем там было приличное по размерам, но ужасно заброшенное кладбище с безымянными могилами.

И теперь протока омывала последнее пристанище ушедших людей, заброшенное и исчезавшее под волнами песка и травы. Нам вскоре надоело печься под солнцем в ожидании радостной поклёвки и, оставив удилища на берегу, поникшие от тоскливого безрыбья в этот ослепительный полдень на Чумной протоке, мы с Василём от скуки пошли бродить по этому печальному памятнику жизни и смерти в поисках неизвестно каких приключений или ради простого ребячьего любопытства. Под ногами хрустели иглы водяного ореха, сухие будылья травы кололи босые ноги. Покинув свои рыбацкие посты, мы с неподдельным интересом разглядывали остатки покосившихся старинных крестов, места, упокоившие без-вестных нам людей. Большинство могил было без крестов, лишь небольшие холмики выдавали последнее пристанище живших некогда людей. Кто они были? Чем занимались и как жили? Нам этого уже не дано было знать. Мы бы ещё долго бродили в грустном молчании среди могильных холмиков под слепящими лучами полуденного солнца, пока Васька не занозил себе ногу острой иглой речного ореха. Стало совсем скучно и мы поспешили на берег. Оказалось, как раз вовремя…

В ожидании большого клёва

Васькино удилище ходило ходуном. Перед уходом он постарался его воткнуть поглубже в песок и рыба не смогла его выдернуть. Оно дёргалось из стороны в сторону и казалось что вот-вот оно упадёт в воду. Но мы оказались на месте, схватили его и стали вытаскивать рыбу на берег в страшном нетерпении. Мы же чувствовали, что на крючке сидит большая рыба —так ни разу удочка не дёргалась. Как только мы её вытащили на берег, то сразу поняли-такого улова никогда не было. Рыбина, похожая на сома, скользкая, пятнистая, весом около 3 кг билась на песке. Отцепив от крючка и взяв её в руки, мы с криками побежали к отцу на другой край протоки, метров за 200, где он у впадения протоки в Амур стоял со своими удочками, надеясь на лучший улов. Нам так хотелось с ним поделиться известием о добыче, что мы нарушили все рыбацкие правила скромности и побежали к нему, надеясь на похвалу. Ведь в этот день мы не поймали ничего кроме этой рыбы.