Вспоминаю об Иоганне Вольфганге фон Гёте, которому потребовалось шестьдесят четыре года, чтобы закончить свою трагедию «Фауст». Эта мысль почему-то не отпускает меня. Мечется вокруг, как стая сельдей, и я думаю, что она сильнее меня. Словно следит за тем, чтобы вода вокруг меня исчезла.

Родители всё ещё спорят. При этом они снова и снова показывают на меня.

Я долго смотрю на них, но на самом деле вообще ничего не вижу. В какой-то момент я поворачиваюсь и ухожу в свою комнату. «Айскейт» отказался от меня. Оказывается, это можно сделать, всего лишь отправив письмо, и мне нужно принять данный факт.

Бинг Кросби прячется в своём домике. Он часто так делает. По-моему, это свидетельствует о том, что я ему не нравлюсь. Понятия не имею, почему. Я покупаю ему лучший корм. Он получает остатки экологически чистых овощей и кожуру из закусочной. Он бегает по дому весь день, когда никого нет, и я гуляю с ним, когда он позволяет. Мой кролик живёт как король в своём королевстве из опилок, которое всегда открыто. На самом деле, ему давно следовало полюбить меня. Поэтому мне иногда, очень редко, приходит на ум теория о том, что домашние животные становятся похожими на хозяев. Зеркальные нейроны.

Я думаю, что Бинг Кросби боится жизни. Скорее всего, он вообще понятия не имеет, как правильно жить, вот почему предпочитает оставаться в темноте. Там ему всё знакомо.

Мой кролик не выходит, когда я с ним разговариваю.

Да, Бинг Кросби, мы оба одиноки.

Пусть будет так.

Мои ноздри щекочет. Не нежно, не терпимо, а очень навязчиво. Это порядком мешает, поскольку мне очень хочется спать. Половину ночи я не сомкнула глаз, как будто на стимуляторах. Прекрасно понимаю, что это начало чего-то плохого, но, видимо, победив эмоции, в какой-то момент я всё-таки вырубилась. Час назад или около того. Считается, что этого недостаточно, чтобы прийти в хорошую форму, однако я чувствую, как внутри меня скачет маленький каучуковый мячик и отпружинивает от каждой мышцы.

Резко распахнув глаза, я обнаруживаю, что мне в нос попал волосок и убираю его с лица. Свет проникает сквозь жалюзи, освещая надкусанное печенье «Орео» рядом с моим ковриком для йоги. У меня нет кровати. Любой, кто заходит сюда и видит, что я добровольно сплю на полу, думает: «Ну это же Гвен, она странная, она вон что делает». Впрочем, мне это нравится. Я же не просто так лежу на деревянном полу без одеяла, подушки и прочего. Каждый вечер, устраиваясь в своём уютном жёстком уголке, я чувствую себя ближе к земле, жизни и даже в какой-то мере вселенной. Да, возможно, я странная, но действительно верю в существование некой связи. Что кто-то там слышит происходящее внутри меня, и мне не нужно ничего говорить вслух. Меня успокаивает эта мысль.

Схватив печенье, я засовываю его в рот. Пусть и лежало несколько дней, жёсткое и сухое, но оно мне нравится. Прислонившись спиной к обогревателю, я подтягиваю к себе ноги и провожу пальцами по тёплым пушистым штанам. Некоторое время я сижу, уставясь на свои толстые вязаные носки и размышляя, нужно ли вообще смотреть на часы или просто подождать, пока снова не устану. Чего не произойдёт, и я ни капли в этом не сомневаюсь. Если на улице светло, значит, уже больше десяти. На самом деле, данный факт должен бы вызвать шок. Не могу вспомнить, когда в последний раз сидела в закусочной и пила кофе позже шести утра. Только вот внутри у меня ничего не шевелится. Абсолютное безмолвие. Я ударяю себя в грудь. Ответа нет. Пусто.

Но потом ответ всё-таки звучит. Лёгкое «тук-тук» в мою дверь.