– Не упоминай имя нечистого пред иконами! – строго сказала она.

– Извини, бабушка, бес попутал… – ляпнул Мирон, осёкся, поспешно перекрестил рот и зачастил: – Прости мя, господи, уста не ведают, что лепечут… Николая-угодника не желаете? Уступлю в цене…

Когда старушка, купив икону, отошла, Мирон глянул вдоль аллеи и, не обнаружив больше покупателей, распрямил спину, расправил плечи и сразу потерял сходство с дьяком.

– Ох, и тяжко быть атеистом… – Он посмотрел на меня и увидел, что я без лотка. – Долг требовать пришёл?

– И это тоже, – кивнул я.

Мирон достал деньги, отсчитал, протянул мне.

– От сердца отрываю…

– Ты моего заказчика не видел? – спросил я, пряча деньги в карман.

Мирон недоумённо уставился на меня.

– Денис, ты что, газету так и не смотрел?

– Смотрел… Но фотография некачественная. Может, не он?

– Он, – твёрдо заверил Мирон. – При нём куклу твою нашли.

Я подозрительно глянул на Мирона. О кукле в газетной статье не упоминалось.

– А ты откуда об этом знаешь?

– Сорока на хвосте принесла!

Мирон улыбался, смотрел на меня честными глазами, но я всё же уловил лёгкую заминку в ответе. И, кажется, понял, что это за «сорока».

– Тебе случайно не знаком оперуполномоченный Пётр Иванович Сидоров? – напрямик спросил я.

Мирон поскучнел, нахохлился, отвёл глаза в сторону.

– Приходил сюда… – нехотя промямлил он. – Интересовался тобой и заказчиком…

Дальше спрашивать я не стал – видел, Мирон либо откажется говорить, либо соврёт. И этого хватило, чтобы понять, что версия о Сидорове как о мелком жулике неверна – проходимцы не занимаются скрупулёзным сбором информации. Да, но почему тогда в отделении милиции сказали, что такого сотрудника у них нет?

Холодок пробежал по спине. Неужели ФСБ? Там любые документы могут состряпать и представиться кем угодно. Но чем мог заинтересовать федеральную службу безопасности рядовой кукольных дел мастер?

– Ты адрес Андрюхи знаешь?

– Осокина? – удивился Мирон. – Зачем тебе?

– Поговорить надо. Так знаешь?

– Нет. Но знаю, где он работает.

– Это я тоже знаю… Ладно, тогда пойду.

– Погоди, – придержал меня за рукав Мирон. – Освящение икон в церкви до полудня, так что минут через пятнадцать мои покупатели иссякнут. Я освобожусь, вместе сходим. Деньги есть, посидим втроём, водочки выпьем…

Я заглянул ему в глаза и увидел, что не только водочки хочется Мирону. Было в глазах что-то такое, отчего я не поверил в искренность его слов.

– Нет. Мне с Андрюхой тет-а-тет поговорить надо. В другой раз посидим, водочки попьём.

– Ишь, какие мы… – обиделся Мирон. – Как сделались богатенькими, так появились свои секреты…

И опять я уловил фальшь в его словах. Не обида, а что-то другое мнилось мне в интонации Мирона, но что именно, понять не мог. Столько личных неурядиц навалилось, что любые слова кажутся подозрительными.

– Пока, – отчуждённо махнул я рукой и направился из сквера в сторону университетского городка.

Спустившись на набережную, я миновал три двенадцатиэтажных студенческих общежития и свернул к учебным корпусам. Стеклодувная мастерская находилась в одноэтажном здании между корпусами физического и химического факультетов.

Несмотря на холодную погоду, дверь в мастерскую была открыта настежь, и оттуда тянуло жаром. Я вошёл и огляделся. В левом углу перемигивалась огоньками муфельная печь, в правом застыл загаженный зелёной пастой ГОИ полировальный круг, а между ними вдоль глухой стены тянулся длинный стол с огнеупорным покрытием и тремя стационарно установленными газовыми горелками. Две не работали, а в пламени центральной, сидя на высоком табурете спиной ко входу в мастерскую, колдовал с раскалённым стеклянным шариком Андрей Осокин. Шумела вытяжная вентиляция, ревела газовая горелка, поэтому моих шагов он не услышал и не обернулся.