Блеснул изумрудом стеклянный глаз светофора – взглянул повелительно – проезжай! Автобус с детьми послушно укатил дальше, а Виктор посмотрел на уголок дома напротив – над его крышей медленно, как советский ледокол в водах Арктики, проплывало тяжелое облако. Облако не спрашивало – оно пожирало солнце, обволакивая легкую лазурь неба серым одеялом.

Допивая свой кофе, он заметил, что улица начала меняться: краски потеряли свою яркость, и даже вывески магазинов приобретали угрюмый монохромный оттенок. Перед дождем пространство кафе затемнилось, и Виктор вспомнил совсем недавнее утро: по-летнему свежее, теплое, почти безоблачное, оно как бы намекало: молодец, что приехал.

Теперь прохожие выглядели растерянными – бегали туда-сюда по лужам, спешили, сталкивались с незнакомцами локтями, как петухи в стычке с себе подобными.

Не испытывая сожаления, он смотрел, как их накрыло серым, пепельного цвета дождем и думал, глядя на белесое пятно солнечного света на таком же сером небе, что и в жизни так же – если и есть немного света, все равно будет мрачно.

Час назад, когда он зашел в кафе, посетителей в полупустом зале было мало, и ему показалось странным, что одна и та же дверь для одних служила входом, а для других выходом.

Погода переменилась, и Виктор подумал, что сильные осадки на руку общепиту – в оживленном суетой городе люди вечно торопятся, а теперь захотят скрыться от косых стрел дождя, который не выбирает, куда ему выстрелить.

В заведении случился аншлаг. Стало шумно и, потеряв интерес к тому, что творится снаружи, Виктор решил осмотреться внутри.

Вокруг, раскрывая рты, стуча столовыми приборами по тарелкам, издавали звуки, что-то обсуждая, выпивая и жуя, люди – механические, все как один – разные, они были похожи друг на друга.

В противоположном от него углу, около занавески с раковиной, сидели в обнимку парень и девушка, отупело и невыразительно уставились в экраны своих смартфонов.

За соседним столом уселась семья из Узбекистана – муж и жена, державшая на руках ребенка. Мужик уплетал плов, баба уминала шаверму, содержимое которой капало на красную пластмассу подноса, а ребенок беспорядочно крутил ручонками, но не плакал. Мама подбирала кончиками пальцев кусочки мяса и капусты и отправляла себе в рот. Отец ел со смаком, пачкая себе подбородок.

«Даже если сейчас начнется война, ты ничего не заметишь», – подумал Виктор, обмакнув салфеткой губы. Ему стало стыдно за то уродливое, свидетелем чего он стал, и остро почувствовал, как испортилось настроение.

Без особого удовольствия – в такой-то компании! – расправившись с ланчем, посетитель решил, что ему пора. Посмотрел, едва улыбнувшись, на свой строгий чемодан – сплошь черный, с хорошими и тугими блестящими замками, поправил часы на руке и услышал, как в очередной раз беспокойно зазвенели колокольчики над дверью – кто-то вошел внутрь.

Обернувшись на звук, он увидел, как, впуская за собой свежесть в потускневший от хмурой погоды зал, наполненный сухими и горячими пряными запахами пищи, вошла девушка. Остальные были зациклены на себе.

Цепким и внимательным взглядом, словно маркером, он обвел глазами девушку, которая поспешно вошла внутрь и так же бегло осмотрела витрины: жареная картошка, посыпанная укропчиком, плов, рис, макароны, мясо по-французски, супы и булочки – все это не вызвало отклика.

Руки ее немного дрожали, вызывая впечатление хрупкости. Обратив внимание на ее бледность, Виктор сделал вывод, что ей было холодно и она забежала сюда скорее отогреться, нежели поесть.

Хрупкое создание, она показалась ему единственным по-настоящему живым существом в этом заведении. Помимо него, конечно. Заинтересовавшись, как голодный паук интересуется мотыльком, не имеющим никакого представления о ловушке, в которую может угодить, он стал наблюдать, что будет дальше.