– Сами скинете обувь?

– Не могу, – качает он головой.

– Тогда придержитесь за что-нибудь.

Не найдя лучшего решения, он упирается ладонями в мои плечи. Долгими стараниями нам удаётся стянуть туфли. Когда я собираюсь подняться, Марк переносит руку мне на затылок, путаясь пальцами в волосах.

Марк переступает с ноги на ногу, делает шаг ближе. Его пах оказывается прямо напротив моего лица. И там я явно различаю весьма ощутимый бугор, внушающий мне весь спектр эмоций от трепета до панического ужаса.

Он же не заставит?.. Не могу же я сразу делать такое?!

Крепко зажмурившись, я замираю. Марк массирует пальцами мою голову, не предпринимая никаких попыток приблизить меня к своему хозяйству.

– Сейчас я чертовски пьян, и только это может служить мне грёбанным оправданием, – говорит глухо, но, даже несмотря на оглушающее биение сердца в ушах, я отчётливо разбираю каждое слово. – Ты меня с ума сводишь, Настя. И твои короткие шортики нихрена не помогают. Вы с ними на пару не выходите из моих мыслей. Я постоянно думаю о тебе, о тебе в этих шортах, о твоих ногах и аппетитных булочках… Чёртово наваждение… – Обхватив меня за плечи, Марк резко дёргает вверх, ставя меня на ноги. – Ты моё чёртово наваждение, Настя. И что же мне с тобой делать?..

Вопрос повисает в напряжённом воздухе между нами. Чтд, как говорится. Что и требовалось доказать. Он испытывает то же притяжение, что и я. Но почему-то это признание не приносит мне ни счастья, ни облегчения. Наоборот, оно словно всё усложняет.

И чтобы не думать об этом прямо сию же секунду, я торопливо говорю:

– Пойдёмте баиньки, Марк. Утро вечера мудренее.

Мужчина обнимает меня за плечи, наваливаясь всем телом. С огромным трудом нам даётся покорение лестницы. На втором этаже я на пару мгновений зависаю: идти в спальню мамы и Марка я не хочу, но и тащить эту гору мышц и мускулов к себе представляется абсолютно невозможным. Я без сил, а Марк, кажется, засыпает на ходу, с каждой ускользающей секундой так и норовя свалиться кулем на пол.

Делать нечего, и я веду мужчину в спальню матери, чувствуя себя преступницей, лицемеркой. С небольшим опасением разглядываю интерьер, большую кровать и поджимаю губы, раздражаясь.

Не хочу представлять их вместе, но эта картина упрямо встаёт перед глазами помимо моей воли.

– Мы на месте, – говорю Марку. – Сейчас будете отдыхать…

Я откидываю одеяло на одну сторону кровати и пытаюсь уложить Марка, но неожиданно он, всё ещё крепко держась за меня, падает сам, утягивая меня за собой.

Я пытаюсь вырваться, но мужчина стискивает меня ручищами.

– Тише, тише, т-ш-ш, – шепчет он. – Не бойся. Я помню, что мне нужно держать себя в руках, что нельзя тебя касаться. И не трону. Не бойся. Полежи со мной, Насть. Просто полежи…

Я должна уйти, я знаю это. Слегка поворачиваю голову, чтобы твёрдо заявить об этом Марку, но он смешно и трогательно складывает губы уточкой и просит:

– Пожалуйста, ну пожалуйста! Не будь такой злюкой, я же так хочу быть с тобой!

Хочется сохранить серьёзное выражение на лице, но не удаётся. Губы так и норовят предательски расползтись в улыбку, и я поджимаю их. Интересно, что значит эта его фраза – “я хочу быть с тобой”? Хочет спать рядом или чего-то более глобального? Признает ли это проснувшись, при свете дня? В каком настроении он проснётся? Запомнит ли всё, что наговорил мне? Станет ли жалеть о сказанном?

Я не знаю. Никогда не имела дел с людьми в состоянии алкогольного опьянения. Одно мне ясно точно: столкнуться с его настроением утром да ещё и на чужой территории я не готова. Решаю дождаться, пока Марк заснёт покрепче, и улизнуть в свою комнату. Поэтому успокаиваюсь и перестаю вырываться. Временно.