— Но как же, — прошептала она наконец, когда голос стал хоть немного ее слушаться, — как же так? Я ведь так похожа на отца…

Тона достала из корзины камень и протянула Ивейне.

— Это амулет, заговоренный на морок. Когда я сняла его с тебя, амулет уснул, а морок остался. Ты не такая, какой мы все тебя видим, Иви, я не знаю, какая бы ты была, но у той девочки, которую принес Аб, были светлые волосики и синие-синие глаза. Точь-в-точь как небо весной.

— Разве так бывает? — неверяще шептала Ив, сжимая в руке камень. Она подняла голову и посмотрела на Тону. — А где одежда, в которую я была одета? Может, там есть какие-то вензели или шитье? По ним можно было бы понять, с какой стороны принесла корзину река.

— Ты была завернута в эту сорочку, мужскую сорочку, Ивейна, — Тона достала сорочку и расстелила на коленях, — она могла принадлежать кому угодно, здесь нет никакого шитья.

— Матушка, я поняла, — Ив подняла на мать сияющие глаза, — вы все это придумали! Чтобы я считала себя заколдованной красавицей, ведь правда же?

Но Тона не смотрела на нее.

— Орланы… Аб не находил их возле речки, Иви, они прилетели с тобой. Они охраняли тебя, баюкали и носили тебе в клюве рассветную росу. А я всю голову сломала, почему ты так мало ешь, пока не подглядела. Они не простые птицы, девонька…

 — Значит, меня нарочно хотели спрятать?

 Тона покачала головой и сложила сорочку в корзину.

— Ты сама себя спрятала, Ивейна,  — она взяла камень из рук девушки, — этот амулет заговорен на илламе. Когда мы с тебя его сняли, ты приняла облик первого человека, которого увидела — Абидала. Если бы тебя подобрал кто-то другой, ты вобрала бы в себя его лицо. Тебе просто не повезло, что мой муж был не очень красивым, деточка. Теперь амулет спит, а как его разбудить, не известно.

— Откуда вы это все знаете? — Ивейна зачарованно смотрела на серый дорожный камень.

— Я носила его к Эзаре…

— К Эзаре?  — в ужасе воскликнула Иви.  — Как вы могли пойти к этой ведьме? Она же берет плату жизнью!

— Она была щедра, взяла всего десять лет, по-соседски, — качнула головой Тона, — мы сложились с Абидалом, пять моих, пять его. Эзара и рассказала мне, как вышло, что ты одно лицо с моим мужем. Но на остальное ее силы не хватило. Я должна была молчать до твоего совершеннолетия, но сейчас, когда я узнала, что ты будешь проходить обряд в Леарне в королевском дворце, решилась.

Ивейна молча смотрела на женщину, которая, не колеблясь, отдала пять лет своей жизни, чтобы узнать о ней правду, и ее маленькое сердечко ныло от жалости и благодарности к эти двум приютившим ее людям.

— Все дело в твоей илламе, девочка, — Тона продолжала говорить, поглаживая камень, — ты же знаешь, мне не дано ее чувствовать, я не девин, но зато я могу ее видеть. Иногда я вижу искорки, иногда она мне видится просто светлыми пятнами. Твоя же иллама — это как очаг внутри тебя, Ив. Я такого еще не встречала. Твоя иллама сильна, думаешь, я не замечала, скольких людей она исцелила? Там где травы оказывались бессильны, ты ставила на ноги самых безнадежных больных.

— Это неправда, — Ивейна еле сдерживала слезы, — такого не может быть. Я ничего не делала специально, матушка, я просто очень хотела им всем помочь.

 — Тебе нужно научиться нею управлять, Иви, и здесь тебе очень пригодился бы наш гость мэтр Северин. Но я должна предупредить тебя, дитя, тебе следует быть с ним осторожной.

 — Но он так мил ко мне, — попыталась возразить Ивейна, но Тона крепко схватила ее за руку и зашептала: — Слушай меня, Иви. Я не знаю, как это может быть, однако ваша иллама очень похожа. Я слышала, что мэтр прибился к девину Ингару совсем без памяти, вас с ним что-то связывает, но что, даже он сам тебе не скажет.