Наступившим утром, Аксель проснулся очень тяжело. Из-за кучи выпитых таблеток перед сном, куда входили и успокоительные, и антидепрессанты (те, оставшиеся из прошлой жизни. Срок годности кончился, но другие купить было невозможно, так как продажа таких лекарств идет лишь по рецепту), и снотворное. В таком количеств пить их нельзя, но ему было плевать. Все что угодно, лишь бы не чувствовать горечь, которая жгла изнутри и просила залезть на стену, выть и рвать на себе кожу, бить морду первому же человеку. Лишь бы не ком, который невозможно было вытошнить и выплевать из горла.

Еще эти чертовы сны… или галлюцинации? Такой явный морок и о таком близком будущем. Фактически, оно должно было наступить сегодня. Должен был начаться их общий «новый, дивный мир», а по итогу…

Впрочем, «другое» будущее и наступило. По-настоящему «другое».

– Ты как, amicissimus? – Томми стоял у двери в гостиную и смотрел на "зомби".

Акс вздрогнул. Это состояние, оно такое интересное и непонятное. Вроде, сидишь полумертвый из-за передозировки, а все равно вздрагиваешь от неожиданного шума.

– Никак. Совсем. Ничего не хочу. Я имею в виду то, что мы вчера обсуждали. Можно не надо никаких «расследований» и прочей лабуды? Дай мне сдохнуть.

– Ты что?! Да как так-то? Надо! Еще как.

Друг зашел в комнату и подсел рядом на диван. Чуть не спотыкнулся об игрушки, оставленные его ребенком еще со вчерашнего вечера. Ведь неожиданно пришел "никакой" дядя Аксель, которого срочно надо было куда-нибудь положить отоспаться.

– Акс, ты же понимаешь, что… это надо в первую очередь для тебя. Мы с тобой знакомы не первый день. Ты был в дичайшей трясине еще несколько лет назад, до встречи с Карен. Она, – сделал акцент Томми и продолжил: – Смогла тебя вытащить, а не я. Сейчас, все может быть гораздо хуже. Не хочу углубляться, в чем именно и как это выразиться. Ты не дурак, сам понимать должен. Но даже если все обойдется. Ты найдешь ресурсы не добить себя окончательно, то пройдет год, два, пять лет. В лучшем случае. И ты начнешь загоняться, что не попытался что-то изменить. Не попытался добиться, справедливости что ли. Нам ссут в уши, что вся эта автоматизированность во всем – решает кучу проблем и можно идти по улице ночью с мешком денег и закрытыми глазами и ты останешься жив. Ибо все так радужно и прекрасно в городе. Твой случай – прямое доказательство обратному.

Аксель слушал-слушал, вроде был со всем согласен, но хотелось уподобиться страусу и сунуть голову в песок (он не знал, что животные таким образом не прячутся, а пытаются убить насекомых на себе). Уснуть еще, но в этот раз без снов, и проснуться, когда это все кончится.

Томми еще что-то говорил и говорил, но его слова были где-то там, снаружи и у них не получалось найти отклик.

Впрочем, когда Томми пошел на второй круг своей агитации, Аксель все же отмахнулся и решил сделать по-своему: плыть по течению. Если за него решили что-то? Да будет так. Не ради бунта друга, не ради попыток того вернуть слушателей, а просто чтобы остаться наедине со своими мыслями.

Приехать на студию им нужно было очень рано, поскольку необходимо придумать что говорить и с чего начать, дабы мысли лились рекой, сделать конспект и написать пару тезисов. Томми шел первым, метрах в пятнадцати от друга и первым же зашел в здание студии. Аксель был позади и тоже собирался заходить, как ему перегородили дорогу. Спросони, он чуть было не уткнулся в человека. На вид тому было лет пятьдесят, легкая седая щетина, короткий серый "ежик" на голове, и белое одеяние, похожее не то на рясу, не то на балахон. Правда, с кучей разных ремешков, шнурков и карманов по всей площади одежды. В таких балахонах обычно ходили верующие различных верований во времена, когда религия была еще на плаву и были люди, действительно свято верящие в силы свыше. Только вот, несмотря на схожесть с одеждой давних лет, она, естественно, была осовременена. И ткань на ней была из современных полимеров, опять же, с кучей разных застежек, карманов и прочим. Словом, ощущение, что этот наряд можно было снимать по кусочку: отдельно рукав, отдельно плащ и так далее.