Нейгауз Г. Г.

…Необходимо будить, тормошить свою творческую фантазию, много знать, чтобы верно чувствовать…Художник, как драгоценность, обязан беречь в своей душе каждое переживание, выпавшее ему в жизни: радостное, трагическое, печальное, комическое – всё пригодится в его творческой работе, послужит материалом, из которого он впоследствии будет лепить образы…[68]

Нестеренко Е. Е.

Лишь тот исполнитель, кто в нотной пустыне увидел мираж.[69]

Перельман Н. Е.

…Соната[70] так выразительна, я так сжился с этой музыкой, что мог бы подписать слова под каждым тактом и указать в ней все ощущения, даже все жесты при прощании, и взгляды, и объятия.

Рубинштейн А. Г.

Воспринимает не изолированный глаз, не ухо само по себе, а конкретный человек, и в его восприятии (…) всегда в той или иной мере сказывается весь человек, его отношение к воспринимаемому, его потребности, интересы, желания и чувства.[71]

Рубинштейн С. Л.

…Настоящий художник – тот, кто все свои душевные волнения, мысли, чувства, жизненные впечатления и т. д. умеет переплавлять в творчество.[72]

Светланов Е. Ф.

Я иногда задумываюсь: что послужило для меня импульсом к творчеству, к работе мысли…Бывает, это какой-то духовный «толчок», полученный от знакомства с ярко одарённым человеком…В других случаях новая книга, спектакль, поездки по новым, ранее незнакомым местам. Всё это – великолепный «питательный материал» для творчества. Вы порой и сами можете не знать, как, когда, каким образом произошли изменения в вашем художественном сознании. Будете чувствовать только – что-то внутри вас словно бы осветилось новым светом; будто что-то скрывалось, дремало в вас, пока яркое, сильное жизненное впечатление не попало – точно стрела – прямо в цель.[73]

Светланов Е. Ф.

Как важно для нас (артистов) вбирать в себя побольше прекрасных, сильных впечатлений (…) так как никто не знает, что взволнует его (артиста) душу и вскроет творческие тайники…[74]

Станиславский К. С.

Музыкальная одарённость не сводится к одной только музыкальности…Чтобы говорить музыкой, нужно не только владеть этим «языком», но и иметь, что сказать.[75]

Теплов Б. М.

Когда маленькая изящная птичка выпала из гнезда, я чувствовал в руке торопливое, лёгкое биение её дрожащего сердечка. После этого ария Керубино и рондо моцартовских концертов зазвучали для меня совсем иначе, чем прежде.[76]

Фишер Э.

В юности обычно особым образом воспринимают окружающий мир – непосредственно, увлечённо, с живым и острым любопытством. Воспринимают во всём многоцветьи, сочности и богатстве его красок. Потом эта способность постепенно ослабевает – если не у всех, то, во всяком случае, у большинства. Сказывается возраст, усталость, истощение нервных ресурсов; даёт о себе знать (к сожалению, нередко) заземлённость на прозаичном и обыденном; могут быть, разумеется, и иные причины. И это, пожалуй, одна из самых малоприятных тенденций, характеризующих с годами внутреннюю, духовную жизнь многих людей искусства.

Есть в сфере творчества закон: «отдать» можно лишь то, что было когда-либо воспринято художником извне: воспринято – и затем переработано, переплавлено в «тигеле» его личного духовного опыта. Тут что-то вроде закона «сохранения вещества». «Из ничего не выйдет ничего», как говорил древнегреческий поэт и философ Лукреций. В психологии иногда сравнивают нервную систему человека с воронкой, широким своим отверстием обращённой к внешнему миру, а узким – к конкретному творческому действию. Мир, через широкое отверстие, проникает в человека тысячью самых разнообразных восприятий, впечатлений, импульсов, воздействий и т. д. И чем этот поток полнее, чем интенсивнее – тем соответственно больше различного «материала» поступает во внутреннюю среду человека; тем интереснее и значительнее результаты его творческого труда.