Я поставила на плиту кастрюлю с курицей для супа и вернулась к больному.

— Кому звонила? — поинтересовался он, беря из моих рук свой мобильник.

— Аньке. Она волновалась за тебя, — соврала я.

— Ага, как же! — усмехнулся Макс. Он прекрасно понимал, что Аньке пофиг на его самочувствие. — Пошли, покурим, поможешь мне спину намазать. — Макс медленно поднялся с кровати, и я, заметив, что он в одних трусах, смущенно отвернулась. — Ты же мне поможешь? — жалобно простонал он, натягивая шорты.

— Помогу, помогу, — заверила я его.

Макс прихватил с собой пакет с лекарствами и, пошатываясь, поплёлся на кухню. Я запретила ему открывать окно и включила вытяжку, чтобы ушёл дым. Мы покурили, я закинула в кастрюлю с супом пару картошин и наспех сделанную поджарку из моркови и лука.

Макс в это время внимательно изучал аннотацию к таблеткам.

— Бля-я-я-дь, придется не бухать 10 дней, — разочарованно сообщил он.

— Ох, нихуя ж себе! — подколола я Макса. — Какая жалость! Бедненький!

— Новый Год вообще-то, — обиженно протянул он.

Я чуть не расхохоталась, Макс выглядел таким несчастным. Я принесла ватные палочки и открыла зелёнку.

— Мажь тут, — распорядился пациент. — Не хочу, чтобы мои простыни стали зелёными. Хотя… какая на хрен разница? Я теперь сам весь буду зелёным. — Я мазала прыщики на спине и шее Макса, слушая его причитания о том, что у них шесть корпоративов впереди, а он будет весь теперь в зелёнке.

— Наденешь костюм Деда Мороза, — коротко успокоила я его, тыкая в спину зелёной палочкой. Мне уже накаляло капризное поведение взрослого мужика.

— Ай! — дернулся Макс. — Подуй! Подуй! — Видимо сильно защипало. — Признайся, это ты на меня порчу навела?

— Нет, — рассмеялась я. — Я насылала «гонконгский сифилис».

— О! Потешайся-потешайся над моим горем! — не прекращал стонать Макс.

Я не смогла удержаться от соблазна, поэтому, давясь смехом, написала на спине Макса слово «мудак». Я протянула ему зелёнку, мол, дальше сам намажешься. И Макс, проклиная всю медицину и весь мир, быстро прижёг на себе остальную сыпь. Я вернулась к почти готовому супу, пробуя его на соль.

— Слушай, Айболит, ты не знаешь, а там можно зелёнкой мазать? — спросил меня Макс, показывая рукой себе между ног. — Я густо покраснела и расхохоталась. — Чешется, пиздец!

— Конечно можно! — заверила я его.

Макс чертыхаясь ушел в ванную с зелёнкой в руках. Я налила ему суп, сама я была неголодна. Через несколько минут «лягушонок Кермит» вернулся.

— Супер! Теперь мой член тоже зеленый! — сообщил Макс, и мы оба расхохотались.

Во время еды Макс тоже ворчал, как старый дед. Мне пришлось его уговаривать съесть хотя бы половину тарелки супа, и ел он так, будто делал мне великое одолжение, на большее его не хватило. Наконец, Макс ушел к себе в спальню и лег в постель. Я облегченно вздохнула. Макс и так был не подарком, а болеющий Макс был просто невыносим. В половине двенадцатого я расстелила себе постель. Натянув на себя длинную майку, почти до колена, служившую мне пижамой, я решила проверить больного перед сном. Макс лежал в темноте, уткнувшись в ноутбук. Я присела на край кровати и протянула ему градусник. Макс без разговоров засунул его под мышку.

— Что смотришь? — поинтересовалась я.

— Только начал. «Четыре комнаты» Тарантино, — ответил он. — Смотрела? — Я отрицательно покачала головой. — Давно хотел посмотреть, да всё времени не было. Хочешь, вместе посмотрим? — предложил Макс.

Я смутилась и ничего не ответила. Я сидела в ожидании градусника. Он запищал, и Макс, бросив на него взгляд, протянул мне. Снова 39,2. Я сходила на кухню и принесла Максу таблетки и стакан воды. Макс проглотил таблетки и, запив водой, поставил стакан на тумбочку. Я повернулась, чтобы уйти, когда Макс схватил меня за руку.