– Ну, для старого друга, я думаю, найдётся у тебя чего-нибудь поинтереснее чая.

– Ах, князюшка, князюшка! Ты всё гусарствуешь, с утра – и поинтереснее. Ну да ладно, для милого дружка – и серёжку из ушка.

– Да я, друг ты мой, и сам Серёжка. А вот скажи ты мне, что за персик ты себе достал, а? Такая, миль пардон, славная бабочка!

– Сам ты, Серж, мотылёк неуёмный. Всё не напорхаешься, – говорил граф, наливая Воронкову коньяк. – Эта, брат, картина не про тебя писана.

– Что ж, уже и заказчик есть?

– Есть, но тебе не скажу. Уж не серчай. Ты знаешь мой принцип – не говори «гоп», покуда не перепрыгнешь!

– Ну и чёрт с тобой, – Серж опрокинул коньяк и хлопнулся в кресло. – Всё равно всё узнаю. Ну, тогда давай зайдём с другой стороны, у тебя ведь ещё одна барышня свободная имеется.

При этих словах Воронкова граф нахмурился. Чуть помолчав, он осторожно начал:

– Князь, мою дружбу к тебе ты знаешь. Но Варя, всё-таки, моя дочь, не забывай этого. Твоя жена ещё не покинула этот свет. Я не хочу, чтобы имя моей дочери было опорочено этими тёмными пересудами. Пусть всё идёт своим че-редом.

– Ну, пусть. Как хочешь, миль пардон, как хочешь. А я тут намедни был у Тарусовых. Есть блестящая возможность устроить твоего Петьку в хорошее место. Надо заплатить там какую-то малость, тысяч шесть, что ли. Ну да пустяк. Вот тебе чек. Сейчас можешь заказывать Петьке мундир.

Граф стоял спиной к Воронкову, чтобы тот не видел его насупленных седых бровей. Подлец Серж отлично знал, что младший граф С. нуждается в хорошем месте, что проиграл большую сумму денег, что отношения его с отцом оставляют желать лучшего.

– Князь, если дочери моей понравится Ваша милость, так тому и быть. Через год, как если Вы овдовеете. При живом ещё человеке не стану я грех на душу брать.

– Ладно, ладно. Вижу – не в духе ты нынче. Время терпит. А чек возьми, чего там. Петьку твоего видел нынче на Невском – кутит со студентами, всех проходящих барышень поздравляют со Святыми днями. То бишь, лобзают страстно и прилюдно. Городового послал куда подальше, крича, что он граф С.

Варя и Елена Николаевна стояли, почти не дыша, прижавшись к стене, не в силах не слушать эти ужасные разговоры, не в силах пошевельнуться. Когда с грохотом закрылась входная парадная дверь, и граф, сгорбившись, прошёл тихо в свой кабинет на первом этаже, женщины, наконец, отлепились от своего укромного убежища и вбежали в комнату.

Упав на диван, держась за руки и взволнованно дыша, они смотрели друг на друга одинаково безумными глазами. Елена Николаевна первая подала признаки жизни:

– Варя, что это, мы с тобой подслушивали?

– Елена Николаевна, что было бы, если б мы не услышали этого? – Варенька разрыдалась, упав лицом в плечо Елены Николаевны. – Мне страшно, страшно!

– Варя, Варя, девочка моя, не бойся, мы всё знаем и ничего плохого не допустим. Ты ведь слышала, папенька твой не даст обидеть тебя.

– А через год как же? Ведь он сказал: через год!

– Этот человек настоящее чудовище! У него есть жена, которой сейчас нужна его забота и внимание. Как они могут хоронить живого человека?! Но даже если бы это так сталось, год, Варенька – это целая жизнь! Сколько может всего произойти за год!

– Он хочет дать отцу денег наперёд, чтобы наверняка тот сдержал обещание.

– Варенька, давай постараемся успокоиться. Тебе надо уснуть, детка. Я уверена, всё дурное развеется. Разве весь мир во власти этого человека?

– Не весь. Только мы с Вами. Елена Николаевна, они ведь и про Вас говорили.

– Отчего ты думаешь, что про меня?

– Да уж знаю. Он ведь раз цеплялся к Вам, а чего ему вздумается, так он не отцепится.