Но со временем между нами стала накапливаться та самая тишина, которую сначала стараешься не замечать. Ссор стало меньше, но не потому, что прибавилось понимания, а потому, что исчезло желание что-то объяснять или доказывать. Обиды и недосказанности оседали внутри, и разговоры превращались в дежурный обмен фразами, становились всё более поверхностными, всё более пустыми.

И в какой-то момент ты начинаешь не спешить домой. Ищешь повод задержаться на работе, берёшься за лишние дела, лишь бы прийти попозже. Не потому, что тебе там плохо, а потому, что там стало тихо. Не в хорошем смысле, а в том, когда тишина звенит от недовольства, раздражения и невысказанных претензий. Просто хочется сбежать от этого молчания.

Я чувствовал, что что-то уходит, что в отношениях появляются трещины. Но надеялся, что это временно. Усталость, перегруз, быт. Всякое бывает. Мы уже не говорили по-настоящему, но я продолжал верить, что всё можно вернуть. Ведь за нашими плечами было столько лет, столько хороших воспоминаний, семейных праздников, привычек, к которым привыкаешь, как к запаху своего дома.

Я мог бы попробовать что-то изменить, поговорить, проявить участие, найти компромисс. Но не делал этого. Не потому, что не было чувств, а потому что и сам давно уже чувствовал внутреннюю усталость. Слишком много накопилось непроизнесённого, слишком много я в себе сдерживал, а она в себе. Мы жили рядом, но в разных мирах.

Когда она сказала, что хочет уйти, это не было шоком. Это было словно завершение давно начатой главы. В её голосе не было ни крика, ни упрёка, только спокойствие. В глазах появился свет, которого давно не было. Не по отношению ко мне, а к свободе, к возможности начать новую жизнь.

Я понял, что это действительно конец. И, как ни странно, вместе с болью пришло облегчение. Потому что стало ясно: то, что мы пытались сохранить, уже давно не живо. Мы оба были в дефиците. Я не давал ей тепла, потому что сам был пуст. Она не давала мне близости, потому что больше не чувствовала отклика. Мы пытались сохранить форму, в которой уже не было содержания.

Я всё ещё надеялся, что можно будет как-то развернуть ситуацию. Хотел поговорить, решить не доводить до развода. Но в глубине души знал: любовь ушла давно. Осталась только привычка и воспоминания, за которые мы оба цеплялись, не зная, как отпустить.

Мы с женой всё ещё жили в одной квартире. Процесс развода уже начался, но внешне почти ничего не изменилось. Мы договорились, что ближайшие три месяца просто будем существовать под одной крышей. Без упрёков, без выяснений, без привычных и уже утомительных попыток «наладить».

Мы продолжали готовить вместе, делили заботы, поддерживали ритм обычной семейной жизни. Но всё это уже было не о «вместе», а о «мирно».

И, как ни парадоксально, именно в этот переходный период стало легче. Исчезла обязанность спасать то, что давно утонуло. Больше не нужно было мириться, если поругались, или делать вид, что всё в порядке. Мы оба знали: финал уже написан, теперь просто надо его прожить.

И в этой ясности, несмотря на весь груз, вдруг появилось нечто вроде лёгкости. Как будто мы оба, уставшие от многолетней внутренней борьбы, наконец перестали давить друг на друга.

Мы не притворялись. Не старались быть идеальными. Не ждали друг от друга невозможного. И именно в этой честности появилось неожиданное облегчение. Иногда мы даже общались проще, чем за последние месяцы до развода. Без напряжения, без скрытых ожиданий. Просто как люди, которые когда-то были близки и теперь прощаются по-человечески.

Мы договорились с женой, что детям не будем говорить, пока до конца не оформим документы. Хотели дать себе немного времени всё обдумать, спокойно оформить бумаги и только потом уже объяснить, что происходит. Но дети, как известно, чувствуют многое. Иногда раньше, чем мы сами успеваем понять.