Обменялись рукопожатиями, объятиями, поцелуями. Произнесли дежурные фразы.

Саша окончательно проснулся, отряхнулся. Упредительно натянул штаны и пошарил в темноте рубашку.

Лена провела родителей в кухню, поставила на огонь чайник.

–…С трудом взяли билеты, – грохотал отец. – Но всё сложилось удачно. Как ты тут?

Лена пыталась отвечать, огонёк её голоса тонул в раскатах отца. Всё одно, что пытаться говорить в грозу.

–…Я сам только что из рейса… точно! Ходили за палтусом, хорошо взяли… мать говорит, у тебя свадьба! Радировали в порт… ребята поддержали… катер дежурный выслали… капитан выписал премиальные… вся команда на тельнике… на тельняшке расписалась. Сказали, пусть носит на счастье!.. А?.. я?..

Забавно было слушать эту историю. Саша сидел на кровати и скучал. Понимал, что за ним никогда не вышлют катера, не привезут в порт, чтобы стремительно лететь в другой город на свадьбу. И не подарят тельняшку, с автографами рыболовной команды.

Засвистел чайник. Гул отца затих. Мама произнесла:

– Лена! – голос настойчивый. – Позови, наконец, Славу. Мы хотим познакомиться.

– Верно! – одобрил отец. – Тяни жениха на свет божий! Хочу его увидеть! Обнять мужика, руку пожать!

Родители знали, что в квартире мужчина. Понимали, что это Слава – жених, и хотели с ним познакомиться. Познакомиться с будущим зятем.

Возникла пауза. Мелькнула. Царапнула.

Не представляю, что в эту секунду подумала Лена. Знаю, что Саша не раздумывал долго. Он взял в руки пиджак – просто, чтобы занять руки, – и вышел на кухонный свет, под конус лампы с фарфоровым абажуром.

– Здравствуйте!

Отец протянул руку, мать осмотрела оценивающе.

– Знакомьтесь, – сказала Лена. – Только это не Слава. Это Саша.

Вот в этот момент действительно повисла пауза. Основательно повисла. Вязко. На две секунды, или дольше.

Заложники обстоятельств переглянулись. Мать подняла брови: "Что поделаешь?" Отец рокотнул насмешливо: "Привет, Саня!" Саша приветливо улыбнулся, пожал протянутую руку, спросил о какой-то чепухе… кажется о рубашке. Постарался максимально быстро исчезнуть из квартиры.

Лена ни о чём не говорила. Молчала.

Да и о чём тут говорить?

Я пытался поставить себя на место родителей. На место матери или (с большим успехом) на место отца. Понял только одно: мне не хотелось бы оказаться на их месте.

С другой стороны, о чём рассуждать?.. Кого судить?.. Какие у меня права порицать?.. Ни малейших прав.

Так жизнь распорядилась. Утрите слёзы, господа!

12 июля. День рыбака. Губернский Город. Набережная Луначарского. Вечер.

Примерно через двадцать лет, после описываемых событий.

Солнце стремится к горизонту. Чайки пикируют в воду. Благодать.

В зарослях акаций и кустах жасмина кипят страсти. Молодые торопятся жить.

Пивное счастье в лице оранжевой бочки распродаёт остатки напитка. Объёмная продавщица строго следит за порядком. Страждущие горожане (не)терпеливо выстроились в очередь. Мы упредительно взяли бутылочного (по паре) и пренебрежительно поглядываем на "бочковых бойцов". Они отвечают нам здоровой человеческой ненавистью.

Из динамиков гундосит Утёсов:

Махнёшь рукой,

Уйдёшь домой.

Выйдешь замуж за Васю-диспетчера.

Мне бить китов

У кромки льдов,

Рыбьим жиром детей обеспечивать!

– Я помню эту песню! – говорит Александр Раевский. Мой приятель и хороший товарищ. – У меня был роман под эту мелодию. Честно. Знаешь, как я волновался…

– Представляю! – хохотнул я. – Тебя всегда любили бабы. Она была вдовой, имела родинку под носом и четверых детей. Тебя очаровали её выдающиеся формы и мерседес последней модели…

Мне хотелось шутить. Балагурить.

– Ничего подобного.