Тоннель петлял влево, вправо, иногда разветвлялся – и в такие моменты я примечал особые знаки, оставленные незаметно на стенах, указывающие, в каком направлении нужно двигаться. Я узнал об этих знаках заранее. Я надеялся, что повстанцы о них не знают, поэтому заблудятся, и преследование прекратится. Некоторые из наших попутчиков сворачивали в ложном направлении – и я не собирался останавливать их. Пусть свернут в неправильный тоннель и уведут преследователей за собой. Нужно было просто продолжать бежать, бежать вперёд изо всех сил, думая лишь о том, чтобы переставлять свои ноги, одну за другой, и о дыхании.

Святая вскрикнула, когда на пути нам попался скелет – он сидел, прислонившись спиной к стене, вытянув ноги вперёд, и те оказались прямо на пути у девушки. Я покрепче сжал её руку и велел:

– Прыгай.

Она перескочила через ноги скелета, я просто перешагнул, и мы продолжили бег. Несколько раз Святая угодила головой в паутину, развешанную по углам тоннеля, мне тоже пару раз пришлось врезаться в неё лицом. Не было времени даже снимать с себя паутину, приходилось терпеть неудобство и продолжать бежать.

В унылом подземелье с однообразным окружением сложно определить, сколько времени прошло, поэтому я не был уверен – бежали мы десять минут, двадцать, полчаса или же больше. Но в какой-то момент вдали впереди показалось пятно света и что-то вроде ступеней.

«Последний рывок!» – подумал я и прибавил скорости, крепко держа Святую и через хватку пытаясь передать ей мой настрой. Святая тоже видела это пятно света и прибавила скорости, иногда болезненно стоная на бегу от нагрузки, которой подвергалось её тело.

Рядом звучал топот ног других людей и шумное дыхание – кто-то всё ещё бежал вместе с нами, не все стали жертвами преследователей или заблудились в тоннелях. Криков повстанцев позади уже не было слышно, нас, вероятно, уже никто не преследовал, враги отстали или заблудились – но времени и желания оборачиваться, чтобы проверить так ли это, не было.

Мы продолжали бежать, пятно становилось всё больше. Это были лучи света, падающие откуда-то сверху, на ступени, которые мы видели прямо перед собой. Мы достигли их и взбежали вверх.

Там был выход наружу, дверной проём. Двери были железными и выглядели толстыми и прочными – но, на счастье, сейчас они были открыты нараспашку, рядом на ступенях валялись снятые замки и запоры.

Тяжело стоная, пыхтя и обливаясь потом, мы преодолели ступени и выбежали наружу, на свет дня. Бледный свет пасмурного осеннего дня.

Мы оказались посреди странной груды высоких валунов. Видимо, они должны были скрывать тайный проход от посторонних глаз. Мы облегчённо вздохнули и переглянулись. Вместе со мной и Святой из катакомб выбрались три человека – двое мужчин и одна женщина. Все выглядели измученными, но довольными. Тяжело дышали, кто-то кашлял, кто-то еле стоял на ногах. Лица красные, пот лил градом. Я встретился взглядом со Святой.

Она вдруг разрыдалась, тело затряслось, по щекам побежали крупные слёзы. Святая бросилась ко мне в объятия и повисла на мне.

– Какой ужас, какой ужас… – затараторила она. – Я так испугалась… так испугалась… Было так страшно…

Я погладил её по спине.

– Спокойно-спокойно, мы справились, справились… – было трудно говорить из-за тяжёлой одышки. – Всё хорошо… мы выбрались… из грёбанного города…

Я оторвал Святую от себя, взглянул ей в глаза и вытер пальцами дорожки от слёз на её щеках.

– Это ещё не конец, – сказал я, борясь со сбившимся дыханием. Я тревожно взглянул на проём, из которого мы выбрались. – Нельзя здесь задерживаться… нужно уйти как можно дальше… Вдруг нас всё ещё преследуют…