– Мелкая. – Ивль щелкнул меня по носу. – Как думаешь выкручиваться?

– От старого Бирма я слышал, что наша маленькая Тамора ввергнет Дохан в пучину войны, – хохотнул Гавль, забарабанив хвостом по полу, поднимая пыль в воздух. – Больше скажу, с твоим-то характером это будет полный апокалипсис.

Пылинки поднимались вверх, кружась и заворачиваясь, а потом плавно оседали вниз. Так обычно происходили ссоры с отцом. Он взвинчивался, а потом остывал, давая плавно сойти на нет нашим конфликтам. Гавль продолжал стучать хвостом, и пыль не хотела опускаться, снова и снова делая заворот и поднимаясь все выше. Я следила, как она поднимается и попадает в луч света. Пыль не становится камнем, она просто светится изнутри. Удивительно.

– Ты меня не слушаешь. – Ивль тоже щелкнул меня по носу. Я потерла лапой морду и оскалилась. – Отец сегодня постоянно совещается со Старейшинами. А после одного звонка ходит злой до горгульего пришествия.

Я потерла лапой ухо, вспоминая прошлую ночь.

– А я заметила, что он до безобразия спокоен. Будто уже что-то решил.

– Представляю Тамору в роли мученицы, изгнанной из Академии, в длинном балахоне до пят, отпевающей молитвы в соборе. Ей дают важное задание по спасению мира, но она путается в одежде, падает и все ломает. Сестренка, ты это сможешь, – хохотнул Ивль.

А вот мне было не до смеха. Надо мной сгущались тучи, а я даже не знала, откуда ждать подвоха.

– Раньше отец был согласен с тем, что женщина должна учиться, а теперь все чаще говорит про традиции послушания женщин и ответственность за нее мужа.

– Да мелкая боится серьезных отношений, – фыркнул Ивль.

Захотелось расцарапать ему морду.

– Любая горгулья боится отношений. Особенно серьезных. Это ж обязанности, ответственности и, в принципе, больше ничего.

Ивль захихикал, разбив круг. Защита крыльев рассыпалась. Вот же гаденыш! Нет, чтобы поддержать сестру, он еще издевается!

– Боится, боится, – не отставал Ивль, – вот выйдешь замуж, будешь степенной дамой, оденешь модную шляпку и будешь расхаживать по крышам с мужем.

Я хотела укусить его за хвост, но братец увернулся.

– Будешь заниматься степенным делом, – не унимался он, подхватив какую-то рваную панаму и водрузив себе на голову, – а потом научишься вышивать крестиком. Так же все порядочные леди делают?

Ивлю все-таки не удалось увернуться, и я смачно укусила его за хвост.

– Зря ты так. – Потер он кончик хвоста. – Вышивание успокаивает нервы. Тебе бы не помешало.

– Простите. – В проеме снова появился оборотень, и снова в волчьем обличье. – У вас не найдется веревки и мыла?

Все повернулись к нему в немом молчании.

– Перед операцией руки нужно вымыть и пациента связать, чтобы не сопротивлялся. – Тряхнул он отчаянно извивающимся телом, переброшенным через плечо.

Примета Ивля не подвела. Плечо продолжало чесаться в тот момент, когда отец вошел в комнату и объявил, что завтра назначено разбирательство по отчислению меня из Академии. Было видно, что он и сам не рад этому, но ничего в мою защиту не сказал. Хорошо еще, я за секунду до его появления успела влететь в окно.

Теперь же я стояла перед стенами Академии, которая была непривычно шумная в ночное время. Подняв голову, я приложила руку ко лбу, закрываясь от света луны: та сегодня была полной и светила неимоверно ярко. Мимо пролетел мотылек. Я сжала его в лапе. Белая пыльца рассыпалась по пальцам и разлетелась по ветру. Чихнула.

Паршивая аллергия. Вечно она не вовремя.

В тени раскидистого дерева я заметила красный магмобиль. Точно такой, как и был у декана. Вряд ли его вытащили из черной дыры, да и отец не стал бы возмещать его стоимость до вынесения решения суда. Точно нужно будет написать анонимную жалобу, пусть проверят, почему в лаборатории старые реактивы, а у декана каждую неделю новый магмобиль.