– А что, вдруг? Случилось что-то?

– Да, как сказать? – проговорил он, – Служба сволочная, конечно! Но прикипел уже. Да и платят ничего так, регулярно. Вот только, понимаешь, начальство – достало уже совсем!

Мать осторожно спросила:

– А куда же ты перейдёшь? Место уже приглядел, поди?

– Не знаю, – смущённо ответил сын, – нет, ещё. Может, в адвокатуру пойти? Или в частный сыск?

Мать помолчала немного, с сомнением глядя сыну в глаза, и потом спросила:

– А как же Ира твоя? Она не будет против?

Никита пожал плечами и ответил неуверенно:

– Не знаю. Пока не спрашивал.

Людмила Петровна осторожно исподлобья взглянула на сына:

– Никит, а о ребёночке вы с Ирой ещё не думали? Тебе ведь тридцать пять уже!

Он вздохнул, и ответил:

– Да как-то не получается пока!

Она не отставала от него:

– Ну, ты ведь хочешь маленького?

– Ну, да, – ответил он, – хочу очень.

– Так что же? – снова напирала мать, – Ира не хочет?

Он не стал врать:

– Ну, почему? Говорит, что хочет. Вроде, не получается пока!

– Плохо, – ворчливо проговорила мать, – ведь ей тоже уже за тридцать!

И она тяжело вздохнула:

– Никитка, я ведь уже старая совсем. Осенью семьдесят один стукнет. А внуков всё нет и нет. Нешто, так и не понянькаюсь?

Никита придвинулся к ней ближе и обнял мать за плечи:

– Ма, а хочешь, мы к тебе переедем? Брошу я свою чёртову службу.

Людмила Петровна взволнованно всхлипнула, встряхнув руками:

– Ой! Да как же это? Что это ты удумал? Ира же с тобой, поди, не поедет?

– Ничего, я её уболтаю, – не сдавался сын, – а, знаешь, я прямо сегодня мотанусь в Вельск! Узнаю, как там насчёт вакансий в ОМВД, или, может, в адвокатуре!

Спустя пять минут, поговорив с мамой ещё немного, Никита, встав из-за стола, перемыл тарелки и кружки.

А в половине восьмого засобирался на выезд. Людмила Петровна вышла его проводить.

В подклете, где стоял его бежевый «Tiguan», приобретённый недавно в кредит, обычно весь день стоял полумрак, и было очень тесно. Чтобы забраться в открытую дверь, и не порвать брюки, зацепившись за какой-нибудь гвоздь, ему приходилось буквально протискиваться вдоль машины. Наконец, он сел за руль, и, запустив мотор, аккуратно вырулил по косогору во двор.

Мать отодвинула воротные жерди и махнула сыну на прощание рукой, когда он выезжал на дорогу. Несколько минут она ещё смотрела вслед его автомобилю, а потом вставила назад жерди ворот, и, ссутулившись, словно совсем уже старуха, и опустилась на лавочку под окном.

Дозорка, гремя цепью, подошёл к ней, и положил свою большую чёрную голову ей на колени, вздыхая и сочувственно заглядывая в глаза.

Она уже в который раз задумалась о том, что Ира, хоть и живёт довольно давно с Никитой, но их отношения, почему-то, так и не оформлены официально. Теперь про такие семьи говорят – сожители.

Разве она поедет за Никитой к ним домой? Это из Питера-то!

А ведь он к ней крепко привязан! Вот сейчас, всего третий день, как приехал, а уже скучает по ней. По всему видать!

Нет. Это желание переехать – просто от того, что работает на износ, всё на нервах! Устал. Да и меня жалеет, сердце рвёт между мной и Ирой.

Людмила Петровна, поймав Дозорку за оба уха, хорошенько потрепала его и вздохнула:

– Эх, ты! Дозо-о-орище!

Въезжая в город по Тракторной, Никита проехал мимо небольшой стелы с цифрой 1137, означавшей год основания Вельска.

Потом добрался до улицы Дзержинского, проехал мимо здания ЦУМа, с остеклением в четыре этажа, и, в конце концов, свернул на небольшую Набережную улицу.

Он ещё с детства помнил, что там было здание районной полиции.

Припарковав свою машину на стоянке, Никита поднялся по ступеням, открыл массивную входную дверь и, предъявив своё полицейское удостоверение, обратился к старшему лейтенанту в окошке дежурной части: