Согласно Ибн ал-Асиру, «утром следующего дня, как только население города Бухары, проснувшись, узнало, что воины [Хорезмшаха] разбежались, прекратило сопротивление монголам»[144]. Необходимо иметь в виду, что в те времена оседлые мусульмане – горожане Мавераннахра и Хорасана, которые уже длительное время жили в относительной безопасности и без опустошительных войн, – обрели высокую исламскую культуру, сдерживающую их от кровопролитий. Как ещё в X в. писал Ибн Хаукаль, «население Бухары – народ послушный и покорно повинующийся своим правителям. Редко бывает, чтобы они выступали против правителей»[145].
Жители городов, мусульмане-таджики, воспитывали своих детей в духе человеколюбия, снисхождения и взаимного прощения, т. е. стремились воплощать это в духе Священного Корана, который велит:
Если ты протянешь ко мне руку, чтобы убить меня, я все равно не протяну руки, чтобы убить тебя. Воистину, я боюсь Аллаха, Господа миров[146].
После бегства воинов, оставленных Хорезмшахом для защиты города, бухарцы выбрали из числа знатных людей несколько человек во главе с казием Бухары Бадриддином Казиханом и с богатыми подарками и подношениями вышли к Чингисхану. Делегация бухарцев предложила ему мир и условия сдачи. Сразу после этого бухарцы открывают городские ворота[147]. Ворвавшись в город, монголы всех его жителей согнали на пустырь за пределами города и в течение трех дней ограбили город. В эти дни монголы убивали всех, кого встречали, а за городом горькие рыдания и плач сотен тысяч женщин, мужчин и детей бухарских доходили до небес.
В «Та’рихе Камил» Ибн ал-Асир так пишет об этом эпизоде истории Бухары: «…дикие монголы насиловали женщин прямо на глазах у их мужей. Они же [мужья], кроме рыданий и плача, больше ничего не могли сделать. Некоторые настоящие мужчины в ужасе набрасывались на врага и с честью погибали»[148]. В числе таких людей Ибн аль-Асир приводит имена Кази Садриддинхана, Рукниддина Имамзаде и его сына, которые, увидев, как монголы насилуют их жен, предпочли смерть такому кошмару[149].
Согласно Джузджани и Рашид ад-Дину, Чингисхан вошел в Бухару в год Дракона, в 617 г. хиджры, или в начале 1220 г., в день Ид аль-Адха (Курбан-Байрама)[150]. К слову, согласно задачам, поставленным Чингисханом перед своими сыновьями Чагатаем, Угэдэем и Джучи ещё до начала Таджикской кампании, война в Мавераннахре, как пишет Рашид ад-Дин, должна была завершиться до года Змеи, т. е. до 618 г. хиджры, или 1222 г.[151]
Как пишет тот же Рашид ад-Дин, въехав на коне в Бухару, Чингисхан останавливается возле соборной мечети, одной из красивейших и крупнейших мечетей тех времен, и спрашивает: «Это дворец султана?» Ему ответили: «Это дом Бога». Затем он въезжает вовнутрь мечети, поднимается на две-три ступеньки минбара, а затем, обратившись к городским вельможам, говорит: «В степи очень мало травы, поэтому вы сначала накормите наших лошадей»[152]. Бухарцы немедленно открыли амбары и зернохранилища и наполнили ящики из-под книг Священного Корана зерном, превратив их в кормушки для коней монголов[153].
Как пишет Ибн ал-Асир, «из города привезли певцов и танцовщиц, много вина. Они пили и танцевали, а монголы своим гортанным голосом подпевали им… большинство ученых, шейхов и вельмож под присмотром конюхов ухаживало за их лошадьми в конюшне и исполняло их приказы».
Затем «Чингисхан приказал подготовить ему список раисов и всех достопочтенных горожан… После того как всех их привели к нему, Чингисхан обратился к ним: «Серебро, которое Хорезмшах продал вам, вы должны вернуть мне, потому что это моё имущество, отобранное у моих людей». Каждый, кто имел что-то из того имущества, принес ему, затем он велел всем выйти из города. И пришлось им выйти в том, во что были одеты»