…А еще, конечно же, встречи с коллегами в литературном клубе Grüner Salon в Гейдельберге, членом которого имею честь состоять. Неспешные беседы с Юрием Михайловичем Кублановским о современной литературе за чашкой кофе в парижском кафе. Литературные подношения в виде свежеизданных фолиантов моим учителям и коллегам, с которыми связывала работа в одном из издательств.
«…Профессор Веронези был убит в пятницу вечером, около 18:00, в собственном доме, где после шумного развода, скандальные подробности которого за года два до трагедии стали известны всему факультету, он жил один. Прислуга ушла в 17:00 того же дня, более, по словам его секретаря и как позднее подтвердило следствие, профессор ни с кем не общался, его телефон молчал. Никому – по ставшим теперь уже очевидными причинам – не удалось дозвониться до профессора ни в ту роковую пятницу, ни утром субботнего дня, и уже в субботу вечером в многочисленном профессорском окружении, среди его учеников и коллег, пробежала смутная волна беспокойства…»
Я быстро подняла голову от работающего экрана и вздрогнула. Мне действительно буквально на секунду показалось, что в диких и непролазных новостных джунглях промелькнула знакомая тень – тень двойника Веронези…
И вот уже перед заинтригованным будущим читателем «Нерушимой обители» во всем карнавальном великолепии предстает он, жутковатый мотив двойничества, столь любимый литературоведами – ловите!
Постепенно насыщается густеющим цветом и проступает – подобно изображению на бумаге, помещенной фотографом в проявитель, – чье-то отражение в зеленовато-синем оконном стекле.
Мелькают знакомые лица, слышатся голоса…
Это классический мотив, без которого немыслима литература – вспомните Гоголя! – и в данном случае указывающий скорее не на саму личность Веронези, а лишь на его многочисленных двойников, расплодившихся в виртуальном пространстве за последнее время.
Так и есть! В вечерних новостях сообщалось, что по подозрению в причастности к совершению тяжкого преступления – убийства профессора Антонио Веронези – был вчера вечером арестован Сандерс.
В новостях фигурировало его настоящее, какое-то замысловатое и сложное восточное имя, которое и мне-то довелось услышать впервые, несмотря на то, что я была хорошо знакома и даже влюблена в него когда-то.
Теперь-то я понимаю, почему в среде немецких и русских друзей он предпочитал пользоваться звучным и кратким американизированным псевдонимом – никто из нас его истинное, но такое длиннющее прозвание воспроизвести адекватно бы просто не смог. Просто поразительно, но меня все происходящее – жутковатые вечерние новости, предстоящий судебный процесс – почему-то не слишком волновало, настолько я была уже далека и от своей любовной истории, которой было что-то около трех лет, и от резонансного убийства Веронези, потрясшего в свое время жизнь маленького университетского городка, где мне довелось учиться и работать.