Надев эту конструкцию мне на голову, папа позвал маму.

– Ну, посмотри! Как тебе? По-моему – здорово…

Мама достала из стенного шкафа мои полукеды (тоже выгоревшие – я же носил их летом на даче) и сказала:

– Вот, переоденешь в школе…

Заполучив таким образом в кратчайшие сроки новогодний костюм, я пошел на утренник.

В фойе было как-то по-особому празднично. Возле раздевалки пришедшие с мамами или бабушками девочки переодевались в нарядные белые платьица. Их пахнущие холодом шубки лежали на банкетках. Мальчики тоже выглядели неплохо… Были сказочные принцы, разбойники, рыцари, мушкетеры и даже гномы…

Пахло елкой, подарками и духами…

Я стянул свою куртку, снял сапоги, надел кеды… Подошел к зеркалу… В застиранном тренировочном костюме выглядел я не очень…

Проходивший мимо мальчик в плаще и цилиндре «под Пушкина» спросил:

– Привет!.. А ты чего не нарядился?

– Я нарядился, – ответил я.

– И кем?

– Я?.. Я – муравей… Из басни… Из басни Крылова…

Надевать на голову шапочку из бывших папиных трусов мне почему-то не хотелось…


Монета

Эта медная монета долгое время хранилась у моего дедушки. В жестяной коробке из-под конфет. Среди других занятных вещичек. Когда я был совсем маленький, дедушка еще не был пенсионером. Он работал. И я всякий раз с нетерпением ждал возвращения дедушки: во-первых, чтобы с ним поиграть, а во-вторых, чтобы дедушка дал мне покопаться в его коробочке. Обычно после ужина дедушка брал меня на руки, подносил к своему шкафу, открывал дверцу и говорил:

– Ну, что будем смотреть сегодня?

– Покажи медали, – просил я.

– Нет, медали я тебе недавно доставал… Потом мне их опять после твоих игр раскладывать по коробочкам… Нет, лучше что-нибудь еще…

– Ну, тогда вот эту коробочку дай…

Дедушке, видимо, того и надо было. Снять с полки коробочку из-под конфет делом было не хлопотным.

В коробочке было много всякой всячины. Например, мундштук (дедушка к тому времени уже бросил курить), какие-то редкие значки, лезвия в упаковке «Спутник», 1957, кажется, года, серебряные полтинники и рубли первых лет советской власти и еще что-то ужасно интересное для маленького ребенка.

И лежала там эта монета. Медная. Размером с советские пять копеек. Скорее, это даже была не монета, а медальон. Правда, ушко было отломано и повесить ее уже было нельзя. Так что для меня она выглядела как монета. На лицевой стороне была изображена женщина в русском платье и в кокошнике, стоящая во весь рост и держащая в руках разорванные цепи, а с другой стороны были стихи. Несколько строчек. Их все знают, эти стихи. Заканчивались они так:

«И на обломках самовластья

Напишут наши имена…»

– Откуда эта монета? – спрашивал я.

– Из Сибири, – отвечал дедушка, – ее декабристы сделали.

– Какие декабристы?

– Дворяне. Их царь в Сибирь сослал. Они еще до Ленина мечтали свергнуть самодержавие.

Я с особым почтением разглядывал монету, переворачивал, читал по слогам стихи…

– Можно я возьму ее поиграть?

– Играй.

– Нет, в свою комнату… В детский садик… Ребятам покажу…

– Нет.

– Ну почему?

– Ты можешь ее потерять.

– Ну как я ее потеряю, если вот же она – в моей руке?

– Нет. Ты потеряешь. Играй здесь. При мне.

Я возвращал монету и переключался на другие предметы и игры.

Через несколько лет, когда я был уже школьником, я все-таки выпросил у дедушки в числе прочих занятных вещичек и эту монету.

– Ладно, пусть лежит у тебя, – согласился дедушка.

На какое-то время я стал обладателем этой монеты. Я мог брать ее с собой куда угодно, показывать ребятам, хвалиться перед девчонками.

Потом наступило лето, и я, как обычно, уехал на дачу. На даче я в основном был с бабушкой и сестрой. У дедушки был тяжелый характер, и он приезжал на дачу изредка. Прожив несколько дней и сделав всем (включая соседских детей и их родителей) замечания, ругался и уезжал. Потом приезжал опять. И все повторялось.