– На самом деле она так не думает, – промолвила Сиу.

Но Мулан молчала. Она не готова была об этом разговаривать.

Однако сестра от своего не отступалась.

– Скажи мне про паука, – настаивала она.

– Нет там никакого паука, – пробормотала Мулан. У неё отпала всякая охота к притворству.

– Сколько у него ног? – словно не заметив насупившихся бровей сестры и не расслышав её бурчания, продолжала Сиу.

Мулан вздохнула.

– Сама знаешь, у пауков восемь ног, – ответила она против воли.

– Но он же не чёрный? – с притворным испугом вопросила Сиу, будто бы к ней полз совершенно настоящий паук. Она подождала, что на это скажет или сделает Мулан.

Мулан посмотрела на сестру. Лицо Сиу было по-прежнему простодушным и исполненным надежды, и как исступлённо Мулан ни хотелось жалеть себя и дальше, она не могла отказать Сиу, никогда не могла. У сестрёнки было огромное сердце, и ему было невозможно противиться. Поэтому девочка медленно кивнула.

– О да. Он чёрный. С красными крапинками, – заявила она, входя во вкус. – И мне даже не хочется говорить, какой он невероятно волосатый. Вот он ползёт прямо к твоей шее! – она протянула руку и провела пальцем по шее Сиу.

В ответ Сиу завизжала. Хмурое выражение на лице Мулан исчезло, и она невольно улыбнулась. Её матушка не знает, где её место в большом мире, но пока что Мулан достаточно смешить сестру и радоваться каждому мгновению.

Время волноваться о будущем ещё придёт – но позднее.

К сожалению, «позднее» не припозднилось.

Вынырнув из жуткого кошмара, в котором она убегала от курицы размером с неё саму, Мулан подскочила в постели. Сердце её колотилось. Снаружи лунный свет освещал ночь. Мулан встала и, подойдя к окну, выглянула во двор, лежащий внизу.

В центре, сияя в белёсом свете, стояло святилище предков. Несколько свечей тускло горели, отбрасывая тени на статую Феникса – и её отбитое крыло.

«Быть может, – думала Мулан, – я ещё смогу всё поправить… Если починю Феникса».

Она на цыпочках вышла из комнаты, спустилась по лестнице на кухню и достала из буфета большую миску и пестик. Подойдя к столу, она поставила их и наполнила миску оставшимся от вечерней трапезы рисом. Стараясь не шуметь, она принялась растирать рис. Крупные зёрна риса вскоре превратились в пыль, а затем с добавлением воды в густую и клейкую замазку. Удовлетворившись результатом, Мулан взяла миску и вышла во двор.

Как только она вышла из дома, на лунный диск набежало облако, вдруг погрузив и двор, и святилище во мрак. На миг Мулан застыла. Может, ей стоит оставить всё как есть, пожалуй, она и без того довольно напортачила. Но тут облако проплыло, и святилище снова засияло. Птица феникс, как всегда, застыла, словно собираясь подняться из пепла, но с одним крылом статуя казалась увечной. Мулан кивнула сама себе. Она исправит то, что сломала.

Войдя в святилище, Мулан преклонила колени. Затем она подняла отломанное крыло и положила его себе на колени. Не торопясь, она тщательно размазала клей по краю крыла. Когда весь слом был смазан, она встала и подошла к статуе. Вытянувшись в струнку, она приложила крыло к туловищу. Она стояла, не шевелясь, и пальцы, которыми она прижимала осколок, побелели от усилия. Когда она была убеждена, что прошло достаточно времени, Мулан постепенно, палец за пальцем отняла руки.

Мулан стояла, вглядываясь, держится ли крыло.

Даже услышав шаги, Мулан не сводила глаз с птицы. Через мгновение она почувствовала, что рядом встал отец. Его взгляд тоже обратился к Фениксу. Оба стояли молча, погружённые в свои мысли.

– Мулан, – проговорил наконец Джоу. Его голос звучал приглушённо, но твердо. – Подобное тому, что случилось сегодня, я не желаю больше видеть. – Он замолчал и повернулся, чтобы взглянуть на неё. Мулан опустила глаза, но тогда он дотронулся до её подбородка и приподнял его. – Ты поняла? – спросил он.