Мулан нахмурилась, прозорливое замечание сестрёнки застало её врасплох. Сиу была права. Она и почувствовала себя птицей. Спикировав к балке и раскачиваясь на ней, она не испытывала страха. Она чувствовала себя живой. Такой полноты жизни она не ощущала никогда прежде. Она была словно птица, парящая в небе и играющая на ветру. И не неуклюжая курица, а величавая хищная птица.

Но как такое могло быть возможно? До этой минуты она гнала от себя даже мысль, что едва не расшиблась, если не разбилась насмерть. Но откуда бы ни взялось это чутьё внутри её, оно спасло её. Это было так неправдоподобно. Вот она и не могла выразить свои ощущения словами, ведь Сиу непременно всё это покажется неправдоподобным. Так что Мулан решила отвлечь её.

– Сиу, – сказала она, перестав расчёсывать волосы, – только не пугайся. Но по твоим волосам ползёт паук.

Сиу втянула голову в плечи и повернула к Мулан искажённое тревогой доверчивое лицо.

– Ты же знаешь, что я боюсь пауков, – сказала она, и её нижняя губа задрожала. Но затем глаза её сощурились. – Это очередная твоя шутка, да, Мулан?

Мулан попыталась сдержать улыбку.

– Не шевелись, – сказала она. – Не шевелись, и я раздавлю его… – Она осеклась, так как из комнаты у них под ногами донёсся гневный голос матушки.

– Ты потакаешь ей, – говорила Ли так громко, что её было слышно за дверью. Мулан и Сиу заворожённо слушали. Закрыв глаза, Мулан даже не дышала. Она представила себе, как отец с матерью готовятся отойти ко сну: мать прибирается, а отец расшнуровывает повязку на ноге. Обычно они укладывались неслышно, но не сегодня.

– Что за беда загнать кур, – отозвался Джоу.

Мулан слышала тихую и ровную поступь матери, когда та приблизилась к мужу.

– Ты же знаешь, я не о курах говорю, – продолжала она. – Я говорю о её… её неуёмном духе. Мы не должны поощрять в ней дерзость.

– Мулан ещё юна, – парировал Джоу. – Она только учится самоконтролю.

В своей комнатке наверху Мулан ощерилась. Она знала, что отец не имел в виду дурного, но можно подумать, он говорил о необъезженной кобылке, а не о собственной дочери. Она заёрзала, ей ужасно хотелось прекратить этот разговор, и в то же время было любопытно, к чему он приведёт. Долго ждать ей не пришлось.

– Ты подыскиваешь ей оправдания! – в голосе Ли прозвучала досада бессилия. – Ты забываешь, что Мулан – твоя дочь, а не сын. Дочь приносит честь семье своим замужеством.

– Любому мужчине посчастливится, коли он женится на Мулан, – сказал Джоу.

Слыша убеждённость в голосе отца, Мулан закусила губу. Хотелось бы ей быть той, кого он в ней видел. Может, гоняться за курами и вправду было немного неразумно. Может, ей следовало послушаться, когда отец велел ей перестать. Но неужели теперешние глупые оплошности могут встать на пути её счастливого будущего?

Словно услышав, о чём думает дочь, Ли продолжала:

– О Сиу я не беспокоюсь. Сваха подыщет ей хорошего мужа. – Хоть Мулан и была в другой комнате, она так и видела, как матушка в волнении потирает виски. Когда она снова заговорила, в голосе зазвучала тоска. – Но вот о Мулан я тревожусь. Всегда о Мулан. – И после недолгого молчания она проговорила еле слышно: – Представить не могу, где её место в этом мире.

В нижней комнате воцарилось молчание.

Мулан чувствовала на себе взгляд сестры, но упрямо не поднимала головы. Она смотрела на лежащую на коленях расчёску и нервно перебирала щетину. Голос матери всё ещё звучал у неё в ушах. Что, если мать права? Что, если ей нет места в этом мире? Она медленно и прерывисто выдохнула. Ей всегда было немного не по себе среди деревенских девчонок: первой среди всех она вляпывалась в грязную лужу или рвала подол рубахи. И рядом с отцом ей всегда было спокойнее, чем возле матери у очага. И она никогда не думала, что это неправильно – до этой самой минуты.