– Газ, вода, все в комплекте. А завтра нам установят модем.

– Ну же, – хлопнул в ладоши папа, – исследуем территорию!

Они вышли из машины. Ветер приглаживал некошеную траву. Дети не обращали никакого внимания на новоприбывших, а вот смешная, словно сшитая из разных клочков шерсти кошка перестала лизать лапу и повернула к ним треугольную мордочку. Изумрудные глаза источали любопытство.

– До остановки пятнадцать минут пешком, – сказала мама, – до станции – минут двадцать через микрорайон.

– Тут где-то минеральный источник был, – задумчиво проговорил отец. – И даже яхт-клуб.

Саша вообразила кораблик, пробирающийся заиленным руслом Змийки.

– А здесь, наверное, жили отдыхающие.

Саша заставила себя думать об общежитиях, по которым они с мамой скитались.

На рельефном фасаде висела табличка: «Первомайская, д. 1». Газон окаймляла бордюрная лента, приветливо кивали бутонами тюльпаны, вился к подоконникам плющ. Две массивные лавочки вызвали ассоциации с каменными львами, застывшими у входа во дворец.

Мама приобняла Сашу за талию:

– Угадай, где наша квартира?

«В городе», – подумала Саша, и глаза защипало.

Она молча указала на второй этаж.

– В точку!

Тропка вилась от подъезда к кустам, к красивым и нарядным высоткам. Их окна переливались в оправе стеклопакетов, дразнили.

Что скажет Ксеня? Что сказал бы Леша?

Папа вытаскивал из багажника пакеты, мама покусывала ногти, смотрела на ризалит и полукруглые фронтоны, словно тщилась разглядеть в них свое будущее.

Саша побрела по двору, к южному его краю.

– Доча…

– Пусть осмотрится, – вмешался папа. – А мы на скамейке посидим.

Пырей пружинил под кедами. Ветерок обдувал взмокший лоб.

«Ну зачем, ну зачем ты умер?» – вопрошала она дядю Альберта.

За углом простиралось ничто. Пустота из двух половинок, зеленой и голубой.

На секунду показалось, что если она сейчас топнет ногой, то мир полетит в тартарары, долбаный д. 1 по Первомайской покатится, как перекати-поле. Обрушатся кремовые новостройки, степь сомнется, будто бумага, и все это ухнет в пропасть, где ему и место.

Проводки наушников щекотали шею, на глаза навернулась влага, но Саша похлопала ресницами и сильно сжала кулаки, не давая слезам пролиться.

Прищурилась на солнце, чтобы оно сожгло клокочущую в душе дрянь.

«Мы больше не бомжи», – сказала Александра Вадимовна.

Рядом мяукнуло тоненько, звук доносился из крошечного оконца у самой земли. Зарешеченный квадрат и сырая мгла за ним.

– Кис-кис-кис, – позвала Саша, но мяуканье не повторилось.

Она поплелась обратно, загребая кедами траву.

И едва не ойкнула, когда навстречу кинулся растрепанный мальчонка. Не старше семи лет, в шортах и футболке. Коленки перепачканы – это он играл во дворе с подружкой-ровесницей.

– Привет, – улыбнулась Саша, которая обожала детей и мечтала, чтобы у мамы и дяди Альберта родился малыш. Братик или сестричка.

– Поможешь нам? – спросил мальчик, шмыгнув носом.

– Попробую.

Он поманил ее во двор. Родители сидели у подъезда, огороженные сумками и пакетами. А под ржавым турником сидела девочка с такими же грязными и оцарапанными коленями, как у ее приятеля. Она встретила Сашу предельно серьезной гримасой и сказала вместо приветствия:

– Стань там.

Саша послушно встала напротив детей. Взор упал на землю, на вырытую продолговатую ямку. Миниатюрную могилу. Улыбка завяла. По голым предплечьям побежали мурашки. На то, что это могила, красноречиво указывал крест из палочек от пломбира. Был и маленький веночек, сплетенные кукурузные рыльца. А над ямкой, торжественно воздев руку-ракету, стоял трансформер с забитыми землей деталями.

В памяти всплыли похороны дяди Альберта. Рыдающая мать, холодное кладбище, мрачная процессия. Саша несет алую бархатную подушечку с орденами – Альберт был добровольцем в Чернобыле, пожарным. Чернобыль его и убил. Он умер в пятьдесят два от рака щитовидной железы.