Он меня успокоил, потому что фундамент был залит раствором, который был приготовлен на Визовском заводе, а отвалиться мог лишь тонкий слой штуратурки, которым был покрыт этот фундамент.

Под конец я спросил у них, говорят ли они с моим дедом, мамой, или с моим старшим братом, теткой Александрой и остальными, умершими членами нашей когда-то большой семьи. На этот вопрос мне ответил Лева – он сказал, что собрать всех он просто не может, но согласен передать привет от меня всем.

На этом мы с ним попрощались – я выключил всю аппаратуру, взял пачку сигарет и пошел осмыслить этот факт, что я только что побеседовал с моим братом и отцом, которые давным-давно умерли, но голоса их по-прежнему находиться в эфире. Мне надо было привыкнуть к этой мысли, что души живы и готовы ка общению, как с умершими, так и находящими в полном здравии людьми. Это было невероятно, и мне казалось, что это на самом деле сон, и если я проснусь, то все пропадет, а это было жалко…

В густом сосновом лесу, где кроме одноэтажных на четыре квартиры домов, куда переселилась моя очередная жена, стояло несколько двухэтажных бараков. Они стояли здесь несколько десятков лет. Сделаны они были очень основательно – из толстых сосновых бревен, обшитых сверху досками. За этими зданиями следила одна почтенная и суровая старуха, которой было девяносто лет. Несмотря на столь почтенный возраст, она чувствовала себя отлично, и я сам наблюдал зимой, как она лихо рубит топором дрова. Дом, в который я поселился с новой женой, стоял напротив одного из этих бараков, и мне отлично было видно, что, во-первых, там никто не живет, а во-вторых, как хозяйничает эта старушка.

Остальные такие же бараки мне не были видны, но я часто проходил между ними и понял, что они так же необитаемы: – двери у них были заколочены, и все окна были закрыты. Однажды, когда в одной квартире рядом с нами умерла сначала старушка, а потом и дед, жена уговорила отдать эту однокомнатную квартиру ей. И для меня настал полный караул. Мало того, что работы мне хватало со своим жилищем, так еще добавилась такая же квартира, которую надо было отремонтировать и соединить с нашей. Дел у меня прибавилось и я начал с того, что освободил эту новую квартиру от хлама. Потом, ближе к весне, выпилил дверь в стене и начал там все крушить и ломать. Штукатурка везде вздулась, на стенах и потолке и ее надо было убрать и оштукатурить заново. Но сначала я хотел в этом проеме поставить дверь.

Недолго думая, я посмотрел на стоящий напротив деревянный барак и понял, что там находятся многочисленные двери, которые уже никому не нужны, а значит, одну я мог приватизировать и поставить в проеме, который выпилил. Хозяйка, старая суровая старушка приходила в этот барак не каждый день, и я решил сначала попросить ее отдать одну дверь мне, а не лазить по всему бараку самостоятельно, без разрешения. Каждый вечер я посматривал в окно и ждал, когда она придет.

Она все не приходила, а я смотрел на пустой барак и в одну ночь заметил на втором его этаже отсвет то ли фонарика, то ли слабый огонек, который перемещался из одной комнату в другую. Никому не нужен пожар около своего дома, поэтому я быстро оделся и направился к бараку. Дверь была заперта, и я пошел вокруг дома, глядя в окна первого этажа. Ни в одной комнате не было мебели, все было заброшено. Черный ход, к которому я подошел, тоже был закрыт – на двери красовался большой замок. Обойдя барак кругом, я задумался на минуту, а потом решил попробовать открыть какое-нибудь окно на первом этаже – уж очень мне хотелось узнать, кто там ходит со свечкой, или спичками.