Постояв ещё немного, я шагнула навстречу бесконечному ужасу и отчаянию. Но тогда я не могла этого знать…
* * *
Кабинет главврача оказался довольно уютным и обжитым. Было видно невооружённым глазом, что его хозяин проводил здесь немало времени. Потолок и стены были свежепобеленными, как, впрочем, и в коридоре больницы, а в паркете имелись побитые изъяны, из чего следовало сделать вывод, что доктор не злоупотреблял своим положением и уделял своему кабинету столько же времени, сколько и всей больнице.
Только оконная рама была более тщательно замазана специальным составом, который не пропускал влагу и холодный воздух. Оно и понятно: довольно не просто сосредоточиться на работе, когда тебе в спину дует ледяной ветерок, пробирающий до костей.
На этом сходство с лечебным зданием заканчивалось. На подоконнике по-домашнему стояли в небольших горшочках какие-то цветы. На стенах, слева и справа висели интересные репродукции масляных картин, на большинстве из которых были изображены прекрасные пейзажи. Рядом со входом стоял потёртый, но довольно мягкий диван, а в другом углу, рядом со стеклянным шкафчиком, в котором хранились всякие медикаменты, приютилось небольшое кресло. В центре же комнаты величественно возвышался массивный, украшенный разнообразными узорами стол. В тон ему рядом стоял такой же тёмно-коричневый ни то стул, ни то кресло.
Обе вещи, как и стоявшая на столе зелёная лампа, явно являлись антиквариатом, и, если их немного привести в порядок, можно было продать за неплохую сумму. Поэтому они не вписывались в общее довольно-таки простенькое убранство комнатки и заставляли задуматься.
От мыслей меня отвлек другой интересный факт: на столе в рамках стояли фотографии с датами съемки. На одном фото от 01.01.1988 была с счастливая пара с бенгальскими огоньками, встречающая Новый год. На фоне елки у девушки виднелся беременный животик, за который поддерживал свою половинку мужчина в очках, очевидно сам главврач. На втором фото от 29.01.1988 был новорождённый ребёнок, с миленьким личиком, который удобно устроился на чьих-то заботливых руках. Понять мальчик это или девочка было непросто. Третье фото было от 01.09.1993. На нём первоклассница, о чём свидетельствовал соответствующий картонный значок, расположившийся слева на груди счастливой девочки, как и её родители, стоявшие позади, улыбалась так широко, насколько это возможно. От этого снимка прямо веяло любовью и заботой.
Однако, фотографии поновее отсутствовали, как я не старалась найти их своими разными глазами. Следовательно, оставалось два возможных развития событий: либо это счастливая семья вдруг распалась, не сумев жить друг с другом, во что верилось слабо, либо…
– Они погибли, – тихий и спокойный мужской голос прозвучал для меня, как гром среди ясного неба, и я едва не выронила фото в рамке.
– Простите, мне не следовало так много любопытствовать, – я аккуратно опустила столь дорогую для главврача вещь на прежнее место.
– В любопытстве нет ничего зазорного. Главное с ним не перебарщивать. В конце концов, у каждого человека есть свои секреты, которых он не хочет открывать никому.
Я лишь кивнула.
Стоявший напротив меня человек имел короткую стрижку со знатной проплешиной, что говорило о его немалом возрасте. Одет он был очень аккуратно: в белую наглаженную рубашку и черные классические брюки. Сверху, как и полагается, был накинут буквально только что накрахмаленный медицинский халат. Едва удерживаясь, на кончике носа у мужчины в возрасте висели поношенные очки. Вид доктора говорил о основных чертах его характера: обязательности, пунктуальности и осторожности. Такой человек сначала семь, а то и все четырнадцать раз отмерит и лишь потом отрежет.