Поежившись от холода, я кое-как добралась до кухни, где рядом с задним ходом висел пыльный тулупчик. Но я, не побрезговав, с удовольствием накинула тёплую советскую куртку, дабы не превратиться в сосульку, пока буду готовить себе завтрак.

В магазин я заскочить не успела, поэтому пришлось доставать свои походные резервы. Быстро разогрев на сковороде консервированную гречку с мясом, я призадумалась, где бы мне сварить кофе – увы, турки на кухне не было. Но и без напитка остаться не хотелось – следовало прекратить действие снотворного, которое ещё текло по моим венам, иначе я могла заснуть прямо на новом рабочем месте.

Выручила старая добрая русская смекалочка. Подобрав самую маленькую эмалированную кастрюльку, я победно вскипятила воду. Сняв с огня, закрутила её, и в образовавшуюся воронку высыпала молотый кофе. После чего, немного потомив на медленном огне напиток, снова убрала с плиты с появлением благородной пенки. Аромат, конечно, был немного слабее, но, в целом, кофе оказался неплох.

Перед приёмом пищи, я по привычке включила телевизор. Впрочем, ничего интересного так и не нашла. Кто-то кого-то убил, его арестовали. Кто-то что-то украл, но он обещал поделиться. Налоги на что-то опять увеличатся. Где-то пропала семейная пара, у которой недавно забрали ребенка органы опеки. Пффф… Ребёнка забрали, вот они и свалили куда-нибудь отдохнуть от всех этих убийств и налогов. В общем, скука одна.

Позавтракав, я наконец оделась и, покидав кое-какие вещички в небольшой рюкзачок, чем-то напоминавший школьный ранец (не люблю, знаете ли, все эти неудобные дамские сумочки, которые постоянно приходится таскать в отваливающихся потом руках) выдвинулась в путь.

Улица встретила меня новой порцией снега. На застывшее болото, которое сегодня больше напоминало каток, сыпались мелкие, кружившиеся на легком ветерке в снежинки. Из-за этого и без того скользкий гололёд становился крайне труднопроходимым, и приходилось прикладывать недюжинные усилия, чтобы сдвинуться с места хотя бы на метр и тут же не приземлиться на задницу.

Впрочем, в наших краях такая погода не была чем-то из ряда вон выходящим. Поэтому привыкать не приходилось. Было неприятно только то, что по пути к моему новому месту работы, не удалось рассмотреть тихую станицу в свете дня. Все шесть чувств были прикованы к нелегкому пути между ледяных сугробов.

Всё же шмякнувшись под конец разочек на пятую точку, я довольно быстро добралась до полуразваленного здания. Я остановилась около автобусной остановки – метрах в ста от входа на территорию больницы, и с каким-то смешанными чувствами воззрилась на её неприветливые корпуса.

Архипелаг зданий был окружён полусухими тополями – столь популярными в советские времена неприхотливыми деревьями. Высоченный забор со временем в некоторых местах покосился, но всё же исправно нёс свою службу. Окна и двери на многих корпусах были заколочены досками, а некоторые оставались разбитыми. Старый КПП, который использовался ещё при строительстве лечебных сооружений остался без крыши и половины задней стены. Впрочем, «новый» контрольно-пропускной пункт, ведущий как раз к трассе и остановке тоже выглядел весьма плачевно. На его прохудившуюся шиферную крышу было накидано немало кирпичей, которые прижимали не желавшие оставаться и давно отработавшие свой срок листы. Не внушал доверия и основной корпус – самое крупное здание комплекса. Большинство окон восточного крыла тоже были заколочены чёрными, как большинство страниц моей жизни, досками. Западное крыло и вовсе стояло всё в пропитавшейся насквозь копоти от старого пожара. Лишь центральная часть когда-то могучего здания сохранила более или менее пригодный для деятельности человека вид. Да, фасадная штукатурка то здесь, то там обвалилась. И оконные рамы были старенькими и, наверняка, своими гнилыми щелями пропускали холодный воздух. Но, в отличие от своих соседей, от неё не веяло такой же безжизненной безысходностью.