– Но люди ведь стреляют в себя гораздо чаще, чем когда их таким образом убивают другие, – возразила Кристин Олссон.

– Да, примерно в пять раз, – согласился с ней Фернандес. – Но только не женщины. Почти все, кто стреляется, мужчины.

– Когда это случилось, по-твоему? – уточнила Анника Карлссон.

– Я не знаю, – пожал плечами Фернандес. – Возможно, год назад. А возможно, пятьдесят лет назад, хотя череп и находится в идеальном состоянии. Точно не скажу.

– Я думаю, все произошло примерно от года до пяти лет назад, – заявил Бекстрём, наклонившись вперед на своем стуле. – И по-моему, наша жертва спала, когда в нее стреляли. Она лежала на левом боку. Левая рука под головой. Преступник подкрадывается к ней, прижимает ствол к виску и спускает курок.

«Подобное всегда срабатывает», – подумал он. Внезапно все, даже самонадеянная Анника Карлссон, открыли рот и уставились на него.

– Почему ты так считаешь? – спросила Анника.

– Такую картинку я вижу перед собой, – ответил Бекстрём, кивнул еле заметно с полузакрытыми глазами, как бы самому себе, и поднял обе руки с целью усилить впечатление. – Такую картинку я вижу перед собой, если вы понимаете, что я имею в виду.

«Хуже не будет, если я спрошу, как все было, этого идиота, когда он окажется за решеткой».

– При всем уважении к вам, шеф, – сказал Фернандес, – но относительно времени… Есть одно обстоятельство, говорящее в пользу того, что речь может идти о более старой истории. Более пяти лет, никак не меньше.

– И что же за обстоятельство? – спросил Бекстрём равнодушным тоном.

– Да, было бы интересно услышать, – поддержала шефа Анника Карлссон. – Нельзя ли поподробнее?

По словам Фернандеса, имелись даже два обстоятельства, говорившие в пользу более старой истории.

Прежде всего, он почти не сомневался, что в качестве орудия убийства использовалось ружье. Одно из самых известных оружий в стране, известное как мелкашка. Пуля, которую он нашел, просто не расплющилась бы таким образом, как это произошло с ней, вылети она из оружия с более коротким стволом вроде револьвера или пистолета. Ведь чем длиннее ствол, тем больше шансов, что задняя часть пули сохранит свою исходную форму, после того как она сжалась при попадании в цель.

– В результате происходит расплющивание с образованием так называемой «грибной шляпки», – пояснил Фернандес. – Такие пули выглядят приблизительно как маленькие белые грибы. Они утолщаются к заднему концу, и их наконечник приобретает форму шляпки, когда расплющивается. Встречаясь с целью, значит.

– Какое это имеет отношение ко времени, – проворчал Бекстрём, он уже просчитал, чего касалось наблюдение Фернандеса.

– Никакого, – кивнул в знак согласия тот. – Однако в данном случае использовалось так называемое гладкоствольное ружье.

– Не поняла. Объясни, пожалуйста, – попросила Анника Карлссон.

– Внутри ствола имеются винтовые канавки, по которым пуля двигается, как по рельсам. Они предназначены для того, чтобы заставить ее вращаться и тем самым стабилизировать движение в полете, когда она вылетит наружу. Ружья старых моделей, однако, изготавливали гладкоствольными. Пуля не вращалась внутри, что негативно сказывалось на точности стрельбы.

– Предположительно наше орудие убийства изготовили примерно сто лет назад, – сказал Фернандес. – Ремингтон, и Хускварна, и все другие крупные производители оружия прекратили выпускать такие ружья 22-го калибра в начале двадцатого столетия.

– Но в употреблении находится еще несколько тысяч, и они вполне годятся, чтобы прострелить кому-то голову, – подвел итог Бекстрём.

– Конечно, – согласился Фернандес. – Старая мелкашка деда, доставшаяся в наследство. Шеф абсолютно прав. Но сегодня такие редко встречаются.