Тут приплелись сын и дочь Кота. Оба обросшие спутанным, с колтунами, мехом; глаза без ресниц и почти без век, подернутые защитной пленкой. У дочери окрас был с намеком на полосы, но, может быть, это были разводы въевшейся грязи. Котта и Котт пересидели атаку в самом опасном убежище – туннеле, который находился глубоко под землей. Туда вел наклонный спуск по когда-то ребристым, а ныне начисто стершимся лестницам. Другие Дети не отваживались туда соваться отчасти из суеверного страха перед настоящими катакомбами – («Котакомбы – неспроста это!» – бахвалились Коты), откуда было рукой подать до почвенных пластов, отчасти из-за крыс – не Детей их, а настоящих, ростом с Собачьих родителей. Дети Кота, в отличие от подавляющего большинства других, не были вегетарианцами и охотились на этих крыс, зачастую неся тяжелые потери. Их сжирали дымящимися, тех и других, не брезгуя желчными пузырями, которых кошки обычно не трогают. Другим отличием детей Кота было не столь почтительное отношение к самкам, что, несомненно, объяснялось плотоядностью, которая, как давно подметили разношерстные дети Суса, уродует нравы.

– Большая удача, – заметил Котт, не здороваясь. – Что, к нам поволокли?.. Снаружи эта гадина не выживет.

– Сожрете, – уверенно квакнул Сомс.

– Это потом животами маяться, – хмыкнул Котт. – Если она вам нужна, то мяукаю поберечься. Вы небось навострились в свои Этажи? Тогда можно оставить и здесь. За ней обязательно придут, и вы уже не отсидитесь в своем Соме. Ее надо к нам, в туннель, на глубине там жарко.

– И ядовито, – напомнила Сома.

– Коты же почему-то не дохнут. И твари, которыми кормятся – тоже. Может, и не маются даже. Не хотелось бы наблюдать, – сказал Жереб.

– Благоприятная мутация, – пожала лишайными плечами Котта. Где она подцепила это научное выражение, никто не имел понятия. Лишаи переливались в свете смертоносных огней.

Старый Соом задумался. В словах Котта имелся резон. Правда, соваться в туннель отчаянно не хотелось, однако Соом как староста считал себя обязанным умножать знания и полагал важным лично потолковать с самкой Почвенников, когда та вернется в чувство. Таких диалогов на его памяти не было. И еще он слышал, что в туннеле было много надписей, начертанных до вмешательства Суса, и очень хотел их увидеть.

– Пожалуй, пойду, – сказал он.

– Я тоже, – неожиданно выпалил Сомм.

– Зачем? Какой с тебя толк?

– Такой, что ты старый, а остальные боятся. Вон, Сома уже обоссалась.

Это было так. Сома, ничуть не смутившись – никто не стеснялся вещей естественных, – запальчиво выставила то, что должно было считаться подбородком, а на деле представляло собой мешотчатый скос.

– Территорию метит, – мяукнула Котта.

– Всякому времени – своя территория, – веско заметил просвещенный староста. – В седую старину был город, где коты охраняли от крыс музеи. Шла война. После нее в город специально привезли целый поезд котов.

– Что такое музеи? Подозрительно спросила Котта.

– Что такое поезд? – подал голос Дажсом и тут же продолжил: – Пусть малец идет с ними. Именно что бесполезный. Хоть сообщит, если тебя, старого, поймают на клык.

– Я быстрый, да, – похвалился Сомм. – Я вжик – и выскочу.

Соом все-таки колебался.

– Я так и не пойму, на что она вам, – сказал он Котту.

Тот пожал плечами.

– Конечно, желательно в пищу. Но можно нарезать из нее приманок для крыс.

– Сначала потолковать, такое мое условие, – отчеканил Соом.

– Да на здоровье. Будешь учить язык? Раньше ласты откинешь, старый, и жабрами ссохнешься. И какой тебе прок от ее рассказов? Сом у вас есть, пересидеть можно. Жратвы хватает. Даже книга имеется почитать.