– Вам звонил главный редактор мистер Кислов. Он с нетерпением ждет вашей статьи. И вашего полного выздоровления, конечно.

– Он знает?!

– Нет, конечно, нет. Он просто надеется, что вы расскажете, что чувствовали, находясь в состоянии клинической смерти. Вас выпишут примерно через месяц. Мы поместим черную коробочку с мозгом в изящный чемоданчик. Автоматика, обеспечивающая его постоянным питанием и кислородом, будет находиться тут же. Она займет немного места, как и приборы, регулирующие температуру и давление. Помните только одно предупреждение: вы не должны уходить от своего мозга дальше, чем на пятьдесят метров. Может нарушиться связь. Ваш мозг окажется в одиночестве, а тело – в состоянии глубокого обморока, что очень опасно… Принесите, пожалуйста, бумагу и ручку.

Тэсс радостно взглянула на него.

– Вы будете писать?

– Да, попробую.

Андрей поднялся на койке и, не слезая с нее, облокотился на перила. В саду от жаркого солнца поднималась испарина ночного дождя. Солнечные лучи пятнами расцвечивали мокрую траву, от чего она сверкала разноцветными алмазами. Ему захотелось выйти в сад. Он уже с легкостью мог передвигаться без посторонней помощи, но пока Тэсс ему этого не разрешала.

– Я пришел в себя от резкого света, слепящего глаза сквозь закрытые веки, – начал Андрей… – Я пришел в себя от резкого света… – Что же это? Он все помнил, помнил каждую мелочь, но фразы получались какими-то сухими, невыразительными, как математические формулы. – Этот дядя Кис! Как он не понимает, что давно пора заменит состав редакции! Взять молодых, продвинутых! Если он не сделает это, обанкротится. Может быть, это произойдет через месяц, а может быть через год…

Андрей неожиданно поймал себя на том, что вместо душераздирающего описания клинической смерти, которого ждал от него Юджин Кислов, набрасывает на листе бумаги экономический расчет последствий возможного банкротства…

И снова страшная догадка обожгла его. Андрей опрометью бросился в туалет, подбежал к зеркалу. На него из зеркала смотрела его собственная испуганная физиономия. Только выражение лица и мысли были абсолютно чужими. От волнения как будто закружилась голова, он почувствовал, что ему надо полежать. Неуверенными шагами вышел из туалета и направился к веранде. Ноги не очень слушались. Координация движений еще не совсем наладилась, но Роберт уверял, что мозг быстро справится с этой задачей. Чей мозг? Его или…

– Без искусственного биоточного стимулятора, которым мы пользуемся в лаборатории, сердце может остановиться. А в остальном… Никто и подозревать не будет, что ты носишь в руке свой разум. Можешь носить его и в рюкзачке под пиджаком. Можешь работать, веселиться, влюбляться… Ну, конечно, тебе придется периодически приходить на консультации в наш институт. А потом… потом Роберт вставит твой мозг туда, где ему положено быть, – Михаил дружески похлопал его по плечу. – Дядя Кис ждет тебя в машине.

– Но что он скажет, когда убедится в том, что я уже не журналист? Он заподозрит неладное, он разоблачит всех нас!

– После операции на мозге могло произойти все, что угодно. Это нормально. Скажешь, что теперь увлекся экономикой. Но если будут затруднения, обращайся к Тэсс. У нее прекрасный слог. Она даже пишет стихи. Мы сделаем все возможное для того, чтобы у тебя не было никаких проблем, и никто ничего не заподозрил.

Андрей шел по песчаной дорожке. Неожиданно из-за кустов выбежал лохматый черный пес. Хищно присел на все четыре лапы и бросился к нему, яростно лая. Андрей ускорил шаг. Это окончательно взбесило пса и он, уже не лая, а громко хрипя, рванулся к нему. Андрей не успел увернуться, и пес вцепился в правую ногу. Раздался треск материи. Андрей остановился. Пес отскочил в сторону и, осклабясь белыми клыками, рычал, захлебываясь о ненависти. Андрей схватил первый попавшийся под руку камушек и бросил в собаку. От точного удара пес перевернулся в воздухе, жалобно взвизгнул и растянулся на траве. Его бока тяжело вздымались, а глаза смотрели на Андрея с невыносимой собачей грустью. Андрею стало жалко его. Он хотел нагнуться к нему и погладить, но тут подбежал санитар и, осторожно подняв раненое животное, понес его к зданию.