Порядочному, доброму, праведному нужен равноценный соперник, в большей или меньшей степени наделенный дьявольским лукавством. Утверждать, что зло может быть банальным, посредственным, глупым – значит противоречить теологии. Да и к тому же: вот пойдите и скажите следователю-профессионалу, что он потратил годы, охотясь на дурака! Миф об интеллекте кровавого преступника – это вредный стереотип. Между тем, бесспорно, существует рациональность преступления – примитивная или более развитая. Именно она бросает нам вызов и предлагает разгадать загадку. Вот ее мы и постараемся описать. При этом, с одной стороны, нам не терпится узнать эту тайну, а с другой, мы изо всех сил стремимся ее игнорировать. Для многих специалистов это не секрет: стоит попытаться ответить на какой-нибудь животрепещущий вопрос, и вы сразу же покажетесь плоскими и пресными. Откажетесь отвечать на него – и все будут смеяться над вашими ложными знаниями Диафуаруса[3] в зале суда. Попытаетесь объяснить, как действует психический механизм, – и результатом будет глухая враждебность: чего ради препарировать эти процессы, ведь жертв это не вернет к жизни?! С тех пор как я заглянул в «клинику ужасов», меня регулярно охватывает чувство тщетности всяких усилий. Поэтому я могу понять эмоции людей и даже смириться с тем, что подобные вопросы кажутся кому-то неуместными. Однако истина – гораздо более приземленная вещь, чем многочисленные фантазии, которые беспрестанно рождаются благодаря серийным убийцам.

Я не философ, не теолог, не писатель и не журналист. И все же мне хочется засвидетельствовать, что дьявол кроется в мелочах: в биографии, в умственной деятельности, в методах, которые использует убийца. Вместе с тем даже самый жестокий серийный убийца – это не Сатана собственной персоной. Дьявольская сущность может принимать разные обличья, но логика у нее остается примерно одинаковой. В основе всего – психическая функция. Вот почему я не стану рассказывать историй, но в каждом конкретном случае буду неустанно поднимать один и тот же вопрос: что для Ги Жоржа, Патриса Алегре, Мишеля Фурнире, Пьера Шаналя[4] и некоторых других послужило толчком к совершению преступления? Так как невозможно объять необъятное, я представлю лишь некоторые аспекты каждого случая. Эти уголовные дела были подробно рассмотрены во время публичных судебных процессов, и для моего обращения к ним нет никаких юридических препятствий. В то же время существуют проблемы, связанные с медицинской этикой, которая требует следовать определенным нормам. Врач не имеет права осуждать даже самого безжалостного убийцу и должен, вне зависимости от того, насколько отвратительны вменяемые этому человеку преступные деяния, относиться к нему без ненависти.

Профессиональная врачебная этика обычно выступает против того, чтобы публикация клинических случаев позволяла распознать рассматриваемых субъектов. Без сомнения, это невыполнимо для большинства серийных убийц, чьи дела фигурировали в новостях и вызвали общественный резонанс. С другой стороны, серийное преступление нельзя рассматривать как обычный симптом. Симптом относится к области глубоко личного, преступление – к области общественного. Я считаю своей обязанностью попытаться беспристрастно выяснить, как работает преступный механизм, и внести разумное научное суждение в медиадебаты, переполненные причудливыми домыслами, некоторые из которых представляются потенциально криминогенными. Речь идет не о том, чтобы вывернуть наизнанку психическое нутро преступника. Мы сосредоточимся на изучении механизмов, лежащих в основе его действий и побуждений.