Океан осиротел, его поверхность выглядела тревожно опустевшей.

– Сегодня патруль отчитывается за ежегодное дежурство. Мы всё о них знаем. В сущности, это переломный день.

– Для кого?

Короткий смех в зале послужил ответом на неуклюжую реплику и прикрытием для неё. Она воспользовалась заминкой, чтобы шмыгнуть на своё место – опоздала.

– Для них.

Профессор привстал на кольце хвоста и оглядел свою аудиторию. Поколение №19 было одержимо идеей контакта, что объяснимо, учитывая их возраст.

Начальник патруля, которому предстояло отбиваться от вопросов, в этот момент покинул свой дом и, оглянувшись, прикинул, что дом этот значительно больше увиденных им во время подготовки контакта в необыкновенно душных наземных поселениях. Гигантская раковина казалась невесомой, но самый суровый шторм не пошатнёт её.

Сын последовал за ним. Они улыбнулись друг другу, но говорить под водой не могли.

– Мы думали, они будут вроде дельфинов с ножками. – Заурчал в голове голос сына – юношеский баритон, вполне сформировавшийся для того, чтобы поучать уже собственных детей.

Он вытянул руки, и вода мягко разошлась.

– Хочу говорить по-обычному. – Виновато пожаловался он.

Пока они плыли, или, скорее, летели в воздушном колоколе, сын подозвал стаю больших рыб. Тут же вдалеке мелькнул острый плавник, исчезнувший в сумраке. Юноша внимательно посмотрел вслед плавнику, зная, что ждёт акулу – реальная до мелочей акула в десять раз больше. Он понимал, что так поступать нехорошо, но ей здесь нечего делать.

Тридцатисантиметровый слой белого пепла, выложенный в виде шоссе, показался внизу…

Возрождение. Спустя семь тысяч лет.

Расцвет океанического года пришёлся на праздник Насущной Рыбы. Великолепные, сильные, смеющиеся гортанным смехом, они разом поднялись из вод и полетели к востоку. Огненная дорога стелилась по волнам, тоже стремившимся вместе с хозяевами к Солнцу. Океан приподымал грудь, с любовью следя за своими душами. Тонкие и стройные, блистающие игрой мускулов… когда кто-то из них нырял, притом сразу на страшную глубину, крылья складывались и скользящее в воздухе тело можно было обвести одной сильной линией.

– Вам следует приодеться для переговоров. – Тремя ударами хвоста вывела в небе бабушка. – Они могут смутиться.

Это вызвало череду низкопробных шуток.

– Мне их жаль. – Садясь на облако, сказала она так резко, что у всего клана отдалось в ушах. – Бесстыдники вы. Флинк!

Переговоры.

– Обращаю твоё внимание, любезная, сейчас ты увидишь главарей бандитской шайки, некогда перессорившихся со всеми вытекающими последствиями, а ныне – нежнейших друзей.

– Вы о чём? – Влез переводчик, нервно облизывая губы. – Помощь требуется?

Она повернула голову на высокой шее и с высоты – хотя и старалась свёртывать хвостовую часть потуже, тяжёлыми золотыми кольцами, – приветливо взглянула на него. У неё был маленький прямой нос, глаза без ресниц с лиловатой плёнкой век, косо посаженные к вискам и очень крупные, значительно крупнее, чем у него.

– Волнуетесь?

– Я выражала восхищение. – Ответила она и обвела маленькой ручкой позолоту зала, гармонировавшую с расцветкой её тела.

Акцент был почти незаметен, но чувствовался скорее, как особенность произношения – отчётливого и напоминающего о прибое, о бескрайней долине океана. Иногда голос делался резче и тоньше – вот знать бы, что с этим связано, и впрямь волнуется? Не похоже. И вообще, на черта им переводчик. Он понимал, что термин, обозначающий его профессию, будет приятнее контактёрам (или дипломатам, как их послушно назвали в предварительных документах), чем совсем уже ни к селу, ни к городу – телохранитель. Достаточно взглянуть на бронированное тельце её дружка, чтобы понять кое-что. Тот, словно прочтя мысли (этого не хватало), с пугающим дружелюбием склонил массивную большую голову. Его широкий прямой нос, в профиль – как у тех молодцов на древних камеях, казалось, что-то чуял.