– Найду.

– Через сорок пять минут.

– Я буду вас ждать.

Хейвелок видел, сидя за столиком в самом темном углу кафе, как армейский офицер, заказав в баре графин вина, направился к нему через едва освещенный зал. Лицо Бейлора, цвета черного дерева, было напряжено, он чувствовал себя явно неловко. Старший атташе подошел к столу, но руки Майклу не подал. Усевшись напротив, он тяжело вздохнул и попытался изобразить улыбку. Улыбка получилась довольно мрачной.

– Рад встрече, – как-то вяло произнес он.

– Благодарю.

– Если ваша информация нас не заинтересует, я окажусь в очень скверном положении, приятель. Надеюсь, вы это понимаете?

– Я сообщу вам такое, что лишит вас сна и заставит пошевелить мозгами, – сказал Хейвелок, невольно переходя на шепот. Чтобы унять охватившую его дрожь, он сильно сжал запястье. – Это настоящая мина!

Подполковник внимательно посмотрел на лицо Хейвелока, перевел взгляд на его руки.

– Вы едва держитесь. Что произошло?

– Она жива. Я видел ее!

Бейлор остался неподвижен. Его взгляд обшаривал лицо Майкла. От подполковника не ускользнули свежие царапины и следы ушибов. Было заметно, что он пытается установить связь между какими-то событиями.

– Вы имеете в виду Коста-Брава? – спросил он наконец.

– Вы, черт побери, знаете не хуже меня, что я имею в виду! – взорвался Майкл. – О моей неожиданной отставке и событиях, с ней связанных, было мгновенно сообщено во все наши резидентуры и в самые заштатные точки. Вы задали свой дурацкий вопрос только потому, что вас предупредили из Вашингтона: «Бойтесь таланта в изгнании. Он готов сделать все, что угодно, сказать все, что угодно, желая свести счеты».

– Что же, и такое случается.

– Но не со мной. Я не собираюсь с кем бы то ни было сводить счеты, потому что не играю больше в команде и веду себя рационально. Я видел то, что видел. И она увидела меня! Она меня узнала! Она скрылась!

– Эмоциональный стресс – ближайший родственник истерии, – спокойно произнес подполковник. – В таком состоянии человек способен увидеть все, что угодно, чего не существует в действительности. А вам пришлось пережить потрясение.

– В прошлом. К настоящему это не имеет никакого отношения. Я вышел из игры сознательно и полностью смирился с этим фактом.

– Бросьте, приятель, – стоял на своем подполковник. – Невозможно так запросто перечеркнуть шестнадцать лет активного участия в этой деятельности.

– Для меня возможно.

– Вам приходилось бывать вместе с ней в Риме. Пробудились воспоминания. Произошла аберрация. Такое, как я уже сказал, случается.

– Ошибаетесь. Никаких воспоминаний, никакой аберрации. Я собственными глазами ви…

– Вы не случайно позвонили мне, – резко прервал Майкла Бейлор. – Мы провели втроем несколько вечеров. Выпивали, смеялись. У вас возникли ассоциации и вы разыскали меня.

– А кого же, если не вас? Мое прикрытие имело высшую степень секретности. Вы служили моим единственным контактом в Риме! Это сейчас я могу прийти в посольство. В то время подобное исключалось.

– Ну так пошли туда, – поспешно сказал подполковник.

– Ни за что! Кроме всего прочего, в этом нет смысла. В моем деле играете роль лишь вы. Вы были моим связным с Вашингтоном семь месяцев тому назад и должны направить сейчас по известному адресу тем же людям срочное и чрезвычайно важное сообщение. Должны передать им мои слова и рассказать о том, что я видел. Иного выхода у вас нет.

– Но у меня есть право на собственное мнение. Я объясню, что бывший талант находится в состоянии сильного душевного волнения.

– Прекрасно! Великолепно! Добавьте к своему сообщению следующее. Пять дней тому назад в Афинах я едва не убил известного и вам, и мне сотрудника КГБ. Он заявил, что Советский Союз никак не причастен к событиям на Коста-Брава. Что в них не замешан ни КГБ, ни тем более ВКР. Не убил я этого типа потому лишь, что счел его слепым исполнителем чужой воли – он верил во все, что утверждал. Через него я послал сигнал в Москву, мол, крючок слишком заметен, а наживка давно протухла.