Моя жизнь в Мокше Пётр Гряденский

Бывает, жизнь забрасывает людей в необычные места и поневоле заставляет взглянуть на мир по-новому. Такая история приключилась со мной. На протяжении последних лет я занимался изучением индийской мифологии, обосновавшись в деревне Мокша, в верхнем течении реки Сура. Мои наблюдения представлены в виде дневниковых записей, посредством которых я бы хотел донести до вас приобретенный за это время опыт. Эти записи освещают контакт культур между ученым-исследователем в моем лице и маргинальной группой с размытой культурной идентичностью, поглощенной духовными идеалами Востока.

Не обладая особым художественным и литературным талантом, я попытался использовать знания, полученные за время обучения и работы на кафедре этнографии и антропологии, где подвизался в должности младшего научного сотрудника. Я отдаю себе отчет, что этих знаний недостаточно для описания уникального в своем роде культурного явления, и скудость литературного стиля всегда будет напоминать об этом. Однако в мои задачи не входило создание высокопарного худлита, моя специализация – изучение фольклорного материала, и в деле письменного творчества мне предпочтительнее придерживаться наработанного жанра.

Начну с того, чтобы вкратце рассказать о своей науке. Антропологи и их коллеги этнографы занимаются изучением человеческих сообществ. Для этого они выезжают в полевые экспедиции, живут и работают в разных странах, исследуя обычаи и культуру их обитателей. Сфера исследований антропологической науки охватывает общности, объединенные по территориальным, этническим и конфессиональным признакам, а также профессиональные сообщества и городские субкультуры. Антропология имеет дело с универсальными реалиями человеческой жизни и среди множества частных случаев находит общие закономерности. Она вскрывает глубинные архетипы человеческого поведения, культурные паттерны и мифы, среди которых мы живем.

В студенческие годы я увлекся чтением этнографических работ и проникся идеями о путешествиях по миру с целью наблюдения за жизнью людей различных рас и национальностей. Я видел свое призвание в том, чтобы входить в миры людей. По отзывам коллег, меня ценили на кафедре. В академической среде я выделялся живостью ума и тягой к перемене мест. Это сочетание личностных черт сделало меня настоящим охотником за приключениями, в которые я пускался со своим блокнотом для полевых записей. Каждое путешествие становилось темой для очередного доклада, служило пищей для научных дискуссий.

Наряду с этим, что-то неуловимо менялось в моей личности, а приобретенный опыт складывался для меня в замысловатую мозайку, в которой я пытался отыскать ответы на сугубо индивидуальные, волнующие меня вопросы. Ко времени создания дипломного проекта мои научные интересы окончательно оформились, и я с энтузиазмом принялся собирать материал из жизни религиозных общин. В мои задачи входило включенное наблюдение в среде людей, создавших свою общину под руководством того или иного религиозного учения.

По воле случая, мне удалось проникнуть в закрытую от внимания общественности секту, живущую по принципам индийской религиозной философии. Впоследствии именно она сыграла ключевую роль в моем понимании духовности и религиозного сознания. Примечательно то, что эта «секта» – понятие применимое к изучаемой мной общности лишь условно – возникла на русской земле и пустила корни в удаленной от больших городов мордовской деревне, о жизни которой мне предстоит вам поведать.

Моей научной работой руководил Лев Эдуардович Самохвалов – светило научной мысли, человек и этнограф с большой буквы, который забирался в самые глухие старообрядческие деревни на Енисее, зимовал среди оленеводов на Кольском полуострове, путешествовал по Средней Азии и изучал жизнь кочевых народов. Он стал моим наставником и другом, к которому я мысленно обращался в минуты размышлений и писал письма с пространным изложением своих идей. За время нашего общения этот человек дал мне несколько ценных советов, которые оказались незаменимы в деле научного познания.

– Помните, коллега, – говорил он мне – всякий раз, приступая к включенному наблюдению в незнакомой среде, вы рискуете постепенно стать ее частью, если только не будете сохранять отвлеченную позицию наблюдателя. Сообщества, продолжительное время существовавшие изолировано на ограниченной территории, как правило, умышленно избегают контактов с представителями иных культур. Долговременная культурная изоляция выстраивает четкие границы между «своими» и «чужими». Поэтому единственный способ обеспечить продуктивную коммуникацию внутри сообщества – стать одним из его участников.

Желая поделиться наблюдениями, сделанными во время первого посещения деревни, я высказал предположение, что ее жители создали себе вымышленную идентичность взамен реальной, формирующейся в процессе социализации. Это отразилось в коллективном мифотворчестве, которое предопределило каждому из них особую роль. Мифологическая идентичность выходит далеко за рамки привычных социальных ролей, приобретаемых людьми в повседневной жизни. Она как бы задает новую систему координат, новые векторы существования. А жизнь в закрытой общине с традиционным укладом позволяет интегрировать ее в мифологизированную картину мира.

– Все это похоже на правду, – отвечал мне Лев Эдуардович, – но избранный вами подход становится малоэффективным в ситуации включенного наблюдения. Зачастую приходится выбирать между ролью наблюдателя и непосредственного участника. Любую культуру нужно познавать изнутри, иначе как узнать о ее сокровенном? Выводы, сделанные на основе поверхностных наблюдений, могут затрагивать лишь внешние стороны культурной жизни, оставляя без внимания ее инобытие.

Если вы хотите по настоящему вжиться в культуру этих людей, вам придется поверить в их мифы, сделать их частью собственного сознания, так что будьте готовы к такому развитию событий. Вам должно быть известно, что мифология является своего рода языком, она обеспечивает коммуникацию и понимание между людьми. Иначе говоря, мифология создает коммуникативное пространство, в котором формируется социальная общность. Видите ли, в жизни современного человека мифы играют не меньшую роль, чем в жизни наших предков. Старые мифы оживают в новых формах, а новые стремятся проникнуть в сознание людей, чтобы пустить корни и молодые побеги на этой благодатной почве.

И, прошу заметить, такое сравнение не случайно. Порой мне кажется, что мифы живые и не только они нужны людям для совместного существования, но и люди нужны им как среда для разрастания мифологического древа. Антропологические исследования демонстрируют нам, что обыденное сознание людей мифологично, их картина мира строится на коллективных верованиях, имеющих лишь отдаленную связь с объективной реальностью. Людям комфортнее существовать в мифологизированном жизненном пространстве, чем в мире, подчиненном действию объективно-научных законов.

Иррациональность является важной частью человеческой психики. Ни просвещение, ни образование, ни технический прогресс не смогли полностью лишить его этой черты, хотя, казалось, все вело к этому. В реальности человек не может быть чистым рационалистом, ему нужен миф, мифологический образ, который является наиболее архаичной и, очевидно, наиболее устойчивой формой сознания на нашей планете. Людям свойственно выбирать определенную мифологическую систему, которая поддерживает их картину мира, и сопротивляться внешним влияниям, способным нарушить ее целостность. Это объясняет необычайную устойчивость сектантских идей, какими бы абсурдными они не казались стороннему наблюдателю.

Пытаясь проникнуть в сущность коллективных верований, бытовавших в деревне, я видел, что для одних они так же естественны как воздух, однако для других оказывались чужеродной средой и вызывали в сознании стойкое отторжение. По-видимому, так обстоят дела со всеми формами человеческих мифологий, и попытка подменить одну на другую вызывает защитные психологические реакции. По прибытии в Мокшу мне не раз довелось испытать на себе это явление, но об этом позже. По складу ума и образу жизни я был достаточно далек от восточных религиозных концепций. Тем не менее, научные интересы в моем уме преобладали над личными, и мне казалось непредосудительным открыть для себя эту новую неизведанную область знаний.

Пополнив свою библиотеку первоисточниками и исследовательскими работами по индуизму, я занимался его изучением, постепенно проникаясь глубиной индийской религиозной мысли. Индуизм – древнейшая религия на нашей планете, которая уходит корнями в ведическую цивилизацию. Его автохтонное название – «Санатана Дхарма», в переводе с санскрита означает «вечный путь» или «вечный закон». Первые письменные источники, заложившие основу индуистского учения – Веды, пользуются безусловным авторитетом среди адептов этой религии. Самые ранние из них появились на свет около пяти тысяч лет до нашей эры, но существует мнение, что знание, заключенное в них, существовало изначально, и было передано на Землю высшими силами.

Религия в Индии тесно связана с традиционной культурой ее обитателей и выступает основой их национального характера. Кодифицированная в письменных источниках, Санатана Дхарма прежде являлась прерогативой жречества и высших кастовых сословий, обладающих знанием ведического языка – санскрита. Свое распространение в народных массах она получила в форме мифологических образов и повествований, доступных для передачи в устной и изобразительной форме. Поскольку миф является метаязыковой символической конструкцией, его содержание, как правило, трактуется не буквально, а иносказательно. Это предполагает знание символических кодов, без которого он остается просто волшебной сказкой, недоступной пониманию непосвященных. Однако отсутствие знаний не умаляет значение веры, а именно она поддерживает существование религиозных мифов, сохраняя их от десакрализации.