– Я не отправляла этого письма… – еще раз повторила она, холодея при мысли о том, что она могла отправить его неосознанно, отправить и забыть об этом, но почему тогда именно этот проект, а не какой-то из своих, и почему на незнакомый ей адрес? – Это какая-то ошибка, Юра.

– А ты молодец! – похвалил Юра. – Кремень! Не признаваться, во что бы ни стало, это единственно правильная тактика в подобной ситуации. Но, боюсь, что Хозяйка скорее поверит не тебе, а своим собственным глазам.

– Ты хочешь сдать меня Хозяйке? – изумилась Виктория. – Юра? Ты ли это?

– Я не гад, Вика, просто у меня ипотека и еще долгов до кучи, – вздохнул Юра. – И сдавать я тебя не хочу, поверь. Хотел бы, уже сдал. Кстати, формулировка твоего вопроса уже есть признание вины. Сдать можно только виноватого, невиновного можно оклеветать…

Виктории было не до филологических тонкостей. Она пыталась вспомнить, оставляла ли она в то время, о котором шла речь свой компьютер без присмотра. Вроде бы нет. Маргарита Борисовна в тот вечер ее к себе не вызывала, курьеры от заказчиков на вахту не приезжали, разве что в туалет? Нет, кажется, в туалет она пошла перед самым уходом, в семь с небольшим, уже выключив компьютер. Что за чертовщина? Неужели, неприязнь к Ирке вынудила ее отправить Иркин проект «в никуда», по произвольному адресу? Все возможно, но…

– Ящик этот я, кстати говоря, хакнул, – Юра скривился, давая понять, что взлом ящика не доставил ему затруднений. – Пустой анонимный ящик. Вот чего понять не могу, так это твоей опрометчивости. Неужели из дома нельзя было отправить? Срочно приперло или это пофигизм профессионалов?

Виктория молчала, потому что отвечать ей было нечего. Юра все равно не поверит. Да и сама она не понимает, как это могло случиться. Неужели у нее что-то серьезное с головой? То дома были сюрпризы, теперь уже на работе…Что происходит?

– Ты меня пойми правильно, – снова заканючил Юра, – я не хочу делать тебе ничего плохого, но у меня ипотека и куча долгов, а за такое Хозяйка непременно отвалит жирную премию. Думаю, что не меньше тридцатника. Ей эти утечки вот где сидят, – Юра провел ребром ладони под бородой. – Знаешь, а я бы никогда на тебя не подумал… Хотя, ты можешь не за деньги стараться, а для карьеры. Хочешь быть у Гуся правой рукой? Или в компаньоны метишь? Да, тебе есть, что ему предложить, ты со средствами. А у меня ипотека…

– У всех всегда есть оправдание, Юра, – звенящим от ярости голосом сказала Виктория. – И у тех, кто в концлагерях работал, и у грабителей, и у тех, кто тачки поперек прохода ставит… Но эти оправдания не оправдывают. Если тебе так хочется, Юра, то иди к Хозяйке и все ей расскажи, только не строй из себя белого и пушистого. Ты толстый, вонючий и мерзкий! И мне кажется, что премии ты не получишь!

Виктория вскочила на ноги, схватила со стола блюдце с окурками и отошла к двери.

– Пошли к Марго вместе, – предложила она. – Ты покажешь свою находку, а я свою. Кажется, кроме тебя у нас в студии никто не курит сигариллы? Или я ошибаюсь?

Юра, явно не ожидавший такого оборота, сидел на стуле и хлопал глазами. Виктория вдруг стало стыдно. Она представила, как войдет с блюдцем в руках к Хозяйке и скажет: «Знаете, Маргарита Борисовна, а Юра курит в серверной, вот доказательство»… Смешно! Ужасно! Стыдно! Как можно вообще опускаться до чего-то подобного?

К стыду добавилось раздражение. Виктория разозлилась на себя, на Юру, на все то непонятное, что с ней происходило. На глаза навернулись слезы, подбородок предательски задрожал. Виктория шагнула к столу, желая поставить блюдце обратно на стол, но вместо этого, неожиданно для себя, запустила блюдцем в Юру, сопроводив бросок неприличным ругательством. Ругательство, смешавшись с всхлипом, получилось невнятным, вряд ли Юра понял, что Виктория хотела ему что-то сказать. Что было дальше, Виктория помнила смутно. Придя в себя, она обнаружила, что стоит в туалете и ожесточенно плещет себе в лицо холодной водой, не беспокоясь ни о макияже, ни о том, чтобы не облить блузку. Взгляд в зеркало заставил содрогнуться. Вместо привычного милого сердцу образа на Викторию смотрела бледная фурия с растрепанной прической, лихорадочным блеском в глазах и неприятным истерическим оскалом, не имевшим ничего общего с улыбкой. Привычка улыбаться себе в зеркало была у Виктории всегда, сколько она себя помнила, это же так здорово – улыбнуться себе. Вот и сейчас пыталась улыбнуться, но не получалось.