– Прости. Я не хотела, чтобы… – начала Соня, в нерешительности замявшись у выхода из кухни. Она не выносила маминого плача, больше походившего на поскуливание собаки. Как и папа. Который предпочитал ничего больше с ней не выяснять, постоянно мотаясь по командировкам.

– Ты – плохой ребёнок! – мама её оборвала, пододвинув к себе торт. – С родителями так поступать нельзя!

– Прости… – повторила Соня.

– Ты уже считаешь себя взрослой, а до взрослости тебе очень далеко! – продолжила мама, поедая торт прямо из коробки.

– Я знаю, – Соня сжала зубы.

– Меня вот мама в музыкальную школу не отдала! А я мечтала стать пианисткой! – продолжала мама, методично уничтожая торт.

– Извини ещё раз, – процедила Соня, – я пойду в свою комнату. Мне ещё делать уроки.

Соня небрежно бросила куртку на шатающуюся вешалку. Кинула на пол пакет со сменкой. Нехотя вышла из гардероба. Каблуки то и дело проваливались в постеленный поверх дырок на полу линолеум. Поскальзывались на тающих комках грязного снега, принесённых с улицы школьниками, торопящимися на уроки.

«Не хватало ещё тут упасть!»

Разбитые колени ныли после приключений с Вадимом на скользкой крыше до сих пор. Прозвенел звонок. На первом этаже – уже пусто.

– Кордова, а ну стой!

Соня остановилась у металлической, выкрашенной в красно-коричневый цвет двери, ведущей к главной лестнице. Не оборачиваясь, предпочитая смотреть на металлическую дверь. Пытаясь найти в себе точку равновесия. Разгладить сбивчивые мысли в чистый лист. Успокоить нервы. Чувствуя спиной, как к ней семимильными шагами на всех парах несётся директор. Через весь длинный обшарпанный толпами бегающих учеников школьный коридор.

– Что это такое?! – вопль ударил в спину.

Софья закрыла глаза, пытаясь дышать глубже.

– Повернись сюда! Я к тебе обращаюсь?!

Соня обернулась.

Перед ней стоял директор. Высокая полноватая женщина. С обрюзгшим лицом. Толстый слой перламутровых теней забился в складки дряблых век. Бесцветные, выщипанные тонкой ниткой брови хмуро сдвинулись в одну линию, образуя складку на переносице. Красная помада медленно растекалась по тонким частым морщинкам у недовольно поджатых губ, перемешиваясь с капельками пота.

– Как это понимать? – спросила она у Сони более спокойным тоном. Запыхавшись, стянула с мокрой шеи сиреневый шарф крупной вязки из пряжи, похожей на крашеную вату.

– Что понимать? – устало спросила у неё Соня, будто заранее пережив предстоящий ей скандал.

– Мы тебя взяли в десятый класс, – директор расстегнула пиджак из зелёного букле, – между прочим, в отличие от некоторых других учеников. И что я вижу?! – она картинно выпучила на Соню свои и без того округлые глаза. – Мало того, что опять опаздываем, так ещё и приходим в непотребном виде!

– Простите, – чтобы сократить время чтения нотаций до минимума, Соня сразу извинилась.

– По-твоему, это нормально – приходить в школу с мокрой головой?! – директриса и не думала отступать, довольствуясь малым – обычным «простите». – Как у тебя вообще ума хватило? На улице – зима! Куда твои родители смотрят?!

– Они работают, – сдержанно пояснила Соня.

– Я вижу!

– А волосы… Они просто немного влажные… Я не успела их досушить. Я проспала, – начала оправдываться Соня.

– Спать надо ночью!

– Я поздно возвращалась из музыкальной школы, потом ещё уроки…

– Это твои проблемы! Значит, так. Во-первых, у нас непричёсанной, с распущенными волосами приходить в школу категорически запрещено, во-вторых, ещё раз опоздаешь…

– Простите, это больше не повторится! – произнесла Соня как заклинание, которое должно было избавить её от дальнейших выяснений.