Анастасия вышла на кухню, включила ночник с мягким неярким светом и налила себе в стакан горячего чаю и, отхлебнув пару глотков, посмотрела в окно. На улице мела постепенно ослабевающая вьюга. Кое-где на небе стали появляться звездочки, а сквозь густые вьюжные облака начинала блестеть неяркая луна.
На стене мерно тикали большие старые часы, доставшиеся семье Белоярцевых от деда Николая, сделанные еще до революции 1917 года. Они до настоящего времени служили семье верой и правдой, планомерно отмеривая бегущие дни.
В углу, перед образом, горела маленькая лампадка, зажигавшаяся Анастасией только во время длительных командировок мужа. Она верила, что мягкий свет лампадки поможет ее мужу в любом его начинании, избавит от беды и принесет удачу.
В этот ранний предрассветный час Анастасия тихо сидела за кухонным столом, перед мерцающим светом маленькой свечи, смотрела в окно на медленно падающие снежинки и пила горячий чай. Сон отступил, и спать уже совсем не хотелось. И в этой уютной и домашней тишине она думала о завтрашнем дне, который они проведут все вместе, в кругу семьи. И видя, как небо очищается от многодневных облаков и как на нем начинают одна за другой появляться яркие звездочки, она искренне радовалось и хорошей погоде, что обещали на выходных, и своему маленькому семейному счастью. Она сидела возле окна, немного отодвинув тюлевую занавеску, и с нетерпением ждала возвращения мужа.
Настенные часики послушно тикали, слабый свет свечи создавал в комнате приятную и уютную атмосферу, за оконным стеклом медленно падали последние снежинки уходящей метели, и все кругом казалось очень милым и вполне благополучным.
Но Николай не мог знать этого. Сейчас, в седьмом часу утра, он смахивал обмороженной рукой с обледенелого лица уже практически не таящий снег. Перед его глазами кружилась только снежная пелена, белая, холодная, бесконечная.
Он не чувствовал своих ног, не чувствовал рук, он даже перестал ощущать холод. Его сознание заволокла полная апатия и безразличие ко всему происходящему. И лишь только отрывочные воспоминания из прошлого изредка посещали его холодную голову. В его памяти, словно картинки, проносились обрывки его собственной жизни. Вот он видит себя идущего в первый класс, держась с мамой за руки. Одно мгновение, и он уже видит себя на выпускном школьном балу, танцующим и кружащимся со своей первой школьной любовью и выпивающим первые стаканы водки в кабинете математики. Следующим кадром его память возвращает на свою собственную свадьбу, он слышит поздравительные тосты гостей, крики «горько» и застольные песни под баян. Затем он уже стоит возле родильного дома и держит на руках своего первенца Ванечку. Видения приходили настолько яркими, настолько реальными, что он, вновь испытав то далекое волнительное чувство, на миг пришел в себя и понял, что лежит в объятиях снежной и смертельно опасной пелены.
Собрав всю волю в кулак, Николай встал и, сделав несколько шагов на обмороженных ногах, снова упал на спину в снег.
Плюшевый медвежонок выпал из сумки на снег и беспомощно смотрел своими черными глазками на замерзающего человека.
Неизвестно сколько времени пролежал Николай в таком положении, но последнее, что увидели его уставшие глаза, было голубое и бездонное сибирское небо, яркое солнце, ослепляющее взгляд, и завораживающий блеск чистого белого снега.
В тот момент, когда глаза Николая закрылись, а синие губы перестали шептать бессвязные слова, его сын Ванечка стоял со своей лопаткой во дворе дома и, подняв голову вверх, тревожно слушал колокольный звон, доносившийся со стороны Успенской церкви.