Первые знакомства оставили сильное впечатление:

– Привет. Ты почему здесь? – спросил я одного пациента, сидя на лавочке напротив фойе.

– Друзья-суки. Передознулся, совсем плохо было. Не откачали, а вызвали карету скорой. Ну меня и дернули сюда. Мамке-папке похуй, поэтому отказа от лечения подписать не могу, три месяца буду околачивать стены. Сильно хуево было первое время, ломало. Сейчас попустился, даже сцать под себя перестал, – ответил собеседник. – Вон у Ромы спроси, что и как по наркоте у нас, он тебе расскажет, – немного подумав, добавил и махнул рукой в угол, показывая на еще одного сидящего молодого человека.

Рома сидел в задумчивой позе, уставившись в пол. Я последовал совету случайного знакомого и подошел к нему. В палате распределения поговорить было не с кем: Ваня торчал в телефоне без перерыва, изредка выбегая на несколько минут его подзарядить на пункт дежурства, быдловатый Вова меня не интересовал, а у малыша Шурика еще не сложилось четкого представления об интересах, поэтому от него можно было услышать лишь то, что здесь плохо и хочет поступить в политехнический университет в следующем году.

– Привет. Чего скучаешь? – я попытался завести разговор. Собеседник долго не реагировал и смотрел в пол.

– Потому что скучно, – коротко ответил он. – Я – Рома.

– Меня Дима зовут, я на обследовании от военкомата, – так сложилось, что большинство друзей и знакомых знают меня по прозвищу. Последнее время редко приходилось представляться именем, поэтому было непривычно, когда оно звучало из моих уст больше десятка раз за текущий день.

– А, ну понятно, – было совершенно ясно, что собеседник не хочет общения, продолжив все так же смотреть в пол.

– Ты как сюда попал? – после нескольких минут молчания я все же решился задать вопрос Роме по совету первого случайного знакомого 29-го отделения вне палаты.

– Мне 20 лет, ман, 20 лет, ебаный в рот. Взяли с травой, дебилы-мусора… Было там все-то на раз покурить, и то, не насладившись… Говорю, отпустите, мол, жизнь ломаете, а они ржут мне в харю, и не ебет, пойдем, оформлять будем… Дал деру, прибегаю к корешу, говорю, мол, так и так… Пробили юристов-адвокатов по этим делам. А они такие, бля, на хуя ты бежал… Смысл-то не в этом… Говорят, ну, по-хорошему, тебе троечка светит, но по-хуевому все пять, а то и семь в плечи. Отмазать никак вообще, подвязок ноль, да и бабок не особо. Говорят, можем взяться, а если гарантия нужна хотя бы на скостить срок, это не в нашей стране… – Рома говорил около пяти минут. Не останавливаясь и моментами чуть не захлебываясь слюной от злости и непонимания системы. Он уже не смотрел на пол, а уставился прямо в глаза так, что я отчетливо видел проступающие слезы обиды, – …подождали мы с корешем вечера, пошли накидались, он домой, а мне нельзя, мусора ждут. Взял еще пол-литра белой, пошел на крышу, выпил и хотел скинуться. А тут мама звонит, говорит, мол, где ты, как, тут менты во всю хату трясут. Ну я и говорю: «Прости, мама, я тут на крыше, сейчас сигану». Через минуту уже слышу мигалки, там мусора, скорая, все дела. Короче, уговорили не прыгать, и в дурку… так понимаешь, ман, даже, бля, не говорят, на сколько, а если и выйду отсюда быстро, сяду или нет, непонятно. 20 лет, бля, 20 лет, и на пятерку сесть…

Мотивация Ромы вполне понятна. Ему 20, амнистии и поблажки в нашей стране за наркотики не предусмотрены, и неважно, нес ты полграмма марихуаны или героина, срок будет примерно одинаковый. Провести четверть жизни на зоне никому не хочется, особенно в таком возрасте, когда еще толком не знаешь, что будешь делать дальше: работать, учиться, создавать семью или просто отрываться еще несколько лет по кабакам и клубам.