Кричала я очень громко, сорвала голос и сильно простудилась. На следующий день поднялась температура 38 с лишним, меня увезли в изолятор. И вот там у меня началось счастье. Меня там никто не обижал. Там я познакомилась с прекрасной девочкой Таней, с которой мы очень подружились. Я мечтала только об одном – чтобы моя ангина продлилась подольше. И она длилась долго – две недели.

Когда я вернулась в отряд, выяснилось, что нам сменили вожатую. Сейчас я думаю, что дедовщина по отношению к вожатой была ничуть не меньше, чем по отношению ко мне. Вместо нее появился новый вожатый, мужчина, который тоже с трудом справлялся. Короче, меня не стали возвращать в мой отряд, отправили в какой-то другой и предложили продлить мое пребывание в «Артеке» на те две недели, что я была в изоляторе. Я торжественно отказалась, потому что очень хотела домой.

В новом отряде я ни с кем не подружилась. А с Нелей Орджоникидзе и мальчиком из нашей Нижегородской (тогда Горьковской) области мы очень долго потом переписывались (тогда были только письма). С Нелей – лет 10, потом как-то потерялись.

А после смены мы нашей веселой чудесной компанией ехали домой. И я была довольна собой, но… когда поезд приехал и на перроне я увидела папу с цветами, то вышла и разревелась. Он вообще ничего не понял, потому что я писала, что у меня все отлично. А на перроне стояла, обняв его, и плакала. У него вся рубашка была мокрая, он не шевелился, ни о чем меня не спрашивал.

Мне потом иногда задавали такой вопрос: «Часто люди, попав однажды в такую ситуацию, становятся жертвами на всю жизнь. Как получилось, что у вас она больше не повторялась?»

Буллинг это называется? Нет, такого в жизни со мной больше не было. Думаю, я тогда, 14-летняя, оценила свое поведение сама для себя как правильное, как в целом успешное. Если бы я не нашла Нелю, я боролась бы за перевод в другой отряд, не позволила бы себе долго оставаться среди мокрых матрасов и пинков. Нет. Я обязательно что-то сделала бы. Всегда любила действовать и всегда верила: хороших людей на свете больше.

Я не хотела жаловаться, потому что это слабость, а слабость в себе я ненавидела. В ту ночь, когда мне облили матрас, я просто не спала, сидела на краешке кровати, у меня не было другого выхода. Но к вожатой не пошла. Мне не с кем было посоветоваться. Видимо, меня научили книги, что ли, ведь в реальной жизни таких ситуаций не было.

Хотя нет, нельзя сказать, что не было совсем. Нас с моим другом Андрюшкой, например, старшие мальчишки все время заставляли целоваться. Старшие же всегда издеваются над младшими, правда? А тут дружба такая, мы все время ходили за руку, нас сталкивали и заставляли целоваться – тогда они дадут нам что-то сладкое либо, наоборот, накажут, если мы не согласимся. Но мы никогда этого не делали. Никогда! Я и Андрея любила вот за эту жесткость, твердость такую. Мы отворачивались друг от друга – и что угодно с нами делай! Нас закапывали вдвоем в снег и уходили, Андрей раскапывал и себя, и меня, нас дразнили «жених и невеста». Я рассказала маме, что нас дразнят, когда мы пошли в первый класс за ручку, и мама ответила:

– Вот и продолжайте ходить за ручку. Через неделю всем надоест.

Так и случилось. Поэтому не скажу, чтобы совсем-совсем была к этому не готова. Не бывает безвоздушного пространства. И мои родители точно дали мне сигналы, как действовать. Папа читал нам каждый вечер серьезные романы – и Вальтера Скотта, и Чарльза Диккенса, в них же описывается очень много разных ситуаций, в том числе рассказывается про людей, которые преодолевали трудности. Эти литературные герои – они жили во мне. И сопротивление у меня внутри, конечно, было очень большое.