– А что с ними не так? – тон Астахова моментально меняется.

– Да бросьте, Георгий.

– Мы перешли на ты!

– Вы перешли, да. Я не переходила.

– Что ж ты въедливая такая? Как антипригарное средство, ей богу.

Изумленно моргаю. С антипригарным средством меня, признаться, сравнивают в первый раз. Нет, это смешно… Откидываю голову и, не видя ни одной причины сдерживаться, хохочу. Наверное, это нервное. Но мне уже все равно. Невольно соскальзываю ладонью на живот. Свитер натягивается, являя взору Астахова мой только-только обозначившийся животик. Он с жадностью сканирует мое тело. Я меняю положение, чтобы это поскорей прекратить. Его взгляд непривычно волнует.

– Так что там с моими вдруг проснувшимися отцовскими чувствами?

Я не вижу смысла ходить вокруг да около, поэтому, смело глядя ему в глаза, интересуюсь:

– Насколько ваш интерес к моей персоне завязан на них? А насколько – на вашем личном интересе…

– К вашей персоне?

– Вот видите. Все вы понимаете. Так что?

– Да ты вроде тоже неглупая. И наверняка знаешь, какое производишь впечатление. Нравишься ли ты мне? Да. Радует ли меня это? Не очень. С другой стороны, для нашего сына будет лучше, если мы поладим. А если мы поладим во всех отношениях, у него будет полноценная семья.

– А вы не романтик, Георгий.

– Ты на пятом месяце. Нет времени ходить вокруг да около. Сразу прыгать ко мне в койку я тебя не прошу. Ты сама завела эту тему. А вот присмотреться получше друг к другу было бы неплохо. Вдруг ты мне разонравишься при более тщательном знакомстве? – он шутит. Он, конечно же шутит, и я это понимаю. Но все равно – как же дико, как же это все ди-ко! И неромантично совсем, да. Зато обезоруживающе честно. Как я люблю.

Воспоминания прерывает шум открывающейся двери.

– Это я, Данаюшка Васильна. Вот ваша матча! – в руки мне сунут высокий картонный стакан. – Угадайте, кто поджидает нас у выхода.

– Господи, а что, еще не все разошлись? – от мысли, что сейчас мне, ко всему прочему, придется задержаться, чтобы раздать автографы, сводит зубы.

– Да так. Еще несколько человек болтается. Но я не про них! Там Астахов! С букетище-е-ем. Наверное, все розы в округе скупил. Хотела его сначала по мордам отходить этим веником. А потом подумала, что он же не виноват. Правда? А тут еще эта его… горилла.

– А что он? – тянусь к брелоку, напрочь забыв о том, что отдала машину в ремонт.

– На свидание меня зовет. Вот болезный. Как будто я дура последняя и не понимаю, зачем ему это.

– Зачем?

– Конечно, он надеется разнюхать что-нибудь о вас.

– Ну, если так, переживать мне не о чем, правда? Ты же ничего ему не расскажешь. Зато сможешь на халяву поесть. И выпытать что-нибудь про Астахова.

– А это идея! – Нюта хлопает в ладоши и коварно смеется. – Он такой тупой, что наверняка даже не поймет, что я обвела его вокруг пальца.

– Не стоит недооценивать противника, – вздыхаю я. – Ну, что, пойдем?

– А с Астаховым чего делать?

– Не знаю. Буду решать по обстоятельствам, – отмахиваюсь я и выхожу из гримерки. В театре еще полно народа. Хотя уже одиннадцатый час. Прохожу по извилистым знакомым коридорам. Выхожу на улицу. И сразу замечаю его высокую фигуру.

– А где же букет? – вздыхаю.

– В машине. Пока тебя дождешься, все цветы замерзнут.

– Так не ждали бы.

– А домой тебя кто отвезет?

Резко торможу.

– Ты что, устроил за мной слежку?

– Ты сама сказала, что оставила Мерс на станции. Так мы поедем? Или будем тут стоять?

– В гости не приглашу. Поздно, – сощуриваюсь я.

– Ничего. Я это как-нибудь переживу.

5. Глава 5

Георгий

И ведь не соврала. Не позвала. В гости. Утешаю себя тем, что я бы все равно не пошел. На дворе, считай, ночь. Я не спал толком хрен его знает, сколько времени. И до того, как узнал, что скоро стану отцом во второй раз, и уж тем более после. Все свободное время, стыдно сказать, я трачу на просмотр фильмов. Тех фильмов, в которых снималась Даная, естественно. А снималась она, надо заметить, много где. И в популярных отечественных картинах, и во всяком артхаусе, и даже в нашумевших больших проектах, снятых на западе. Мне кажется, я видел Данаю любой. Ее способность перевоплощаться поражает. Я абсолютно и совершенно заворожен. Я очарован. Гоню коней и, наверное, тем самым все порчу. Но не могу. Банально не могу держать при себе руки. Касаюсь ее волос, а они мягкие, как пух. Заправляю за ухо соболиную прядь.